Первым нарушил тишину Лютый. Раздвинув бандитов плечом, он двинулся в ее сторону. Войдя в круг, он какое-то мгновение просто смотрел на Ширли, широко расставив ноги.

– Кончай трепаться, братаны, – сказал он с ухмылкой, обнажившей беззубый рот. – Пора заняться делом.

Затем, не дав Ширли опомниться, он кинулся на нее. Его грубые руки нырнули ей под жакет, раздирая в клочья свитер и обнажая грудь, а губы потянулись к ее лицу.

Ширли взъярилась. Она хотела оттолкнуть его, но с тем же успехом можно было пытаться остановить быка. Поняв, что силы их неравны и что высвободиться ей не удастся, девушка собралась с духом и что есть силы ударила его коленом между ног.

Лютый согнулся вдвое, выпучив глаза и судорожно глотая воздух. Из горла его вырвался вопль, но не просто от боли. Это был рев ослепленного яростью зверя.

– Ах ты, шлюха вонючая! – взревел он, чуть отступив в сторону, и в воздухе мелькнул тяжелый кулак. Четыре крупных серебряных кольца на пальцах отлично заменяли медный кастет. Страшный удар пришелся ей прямо в лицо. Казалось, кости хрустнули и брызнули в разные стороны осколками-искрами.

Она едва не лишилась сознания от ослепляющей вспышки невыносимой боли. Лицо залила кровь.

– Ты за это заплатишь! – продолжал реветь Лютый. – Тронуть меня? Ах ты… – Почти без усилий он толкнул ее на колени. Попытавшись подняться, девушка увидела, что он расстегивает молнию на джинсах, изготовившись к очередному броску…

– Пожалуйста, – пролепетала она еле слышно, пытаясь отвернуться, – не надо…

– Смотри сюда! – приказал он зловеще.

Она закрыла глаза, не успев увидеть, как еще раз взметнулся в воздух огромный кулак с серебряным кастетом-кольцами, и только вспышка жуткой боли взрывом гранаты отдалась в голове. Удар распластал ее по полу.

Какое-то время она лежала, как в тумане, не в силах шевельнуться. Потом осторожно подняла руку и коснулась пылающего лба. Пальцы нащупали что-то липкое и мокрое. Она поднесла руку поближе к глазам: кровь. Кольца рассекли ей лоб, и левый глаз начал постепенно заплывать.

– Ну что, будешь рыпаться дальше? – откуда-то сверху донесся до девушки вызывающе-тихий голос Лютого.

Медленно, с трудом приподняв голову, Ширли устремила в его сторону взгляд. Она смутно понимала, что он возвышается где-то над ней, но ясных очертаний разобрать не могла – только тяжелый туман. Она попыталась качнуть головой: нет, она не будет больше сопротивляться, но при каждом движении боль вспышкой молнии пронзала ее.

– Вот и дело, – довольно кивнул Лютый, и Ширли уловила в его голосе усмешку. – Наконец-то! Мы же просто хотим чуток поразвлечься.

Поразвлечься? Слово пронзило ее, пробуждая сознание, сквозь тяжелый туман проступили острые грани реальности. Он называет это „поразвлечься"? Ширли смутно видела, как он развязно качнул бедрами в ее сторону и легонько пнул ее носком тяжелого ботинка на толстой подошве.

– Ну, а теперь давай-ка работай, – буркнул он, запуская руку в расстегнутые штаны.

Ширли с трудом нашла в себе силы, чтобы привстать на колени, закинула голову назад и, приоткрыв рот, плюнула ему в лицо. Попала! Глаза ее засверкали.

Он отшатнулся и, утерев лицо тыльной стороной ладони, мрачно прорычал:

– Ну, сука, хватит… Сейчас ты пожалеешь… – Он ткнул пальцем в четырех сообщников. – Эй вы, подержите ее! Придется как следует проучить эту стерву!

Четверо „троглодитов" кинулись к ней, и, ухватив за руки и за ноги, распластали по полу, прижав запястья и щиколотки коленями для пущей верности.

– Не-е-ет! – закричала она из последних сил, дико мотая головой. Слезы стыда и отчаяния брызнули из глаз, пока она еще пыталась вырваться, корчась и извиваясь, но все уже было бесполезно. Она была слишком слаба, чтобы противостоять им.

Сломленная, она в отчаянной безнадежности поникла головой.

Теперь Лютый мог делать с ней все, что угодно. Секунду постояв над ней, он рухнул вниз всей грудой железных мускулов в тонну весом.

Руки грубо содрали с нее остатки одежды. Ткань, затрещав, поддалась, пуговицы, выдранные с мясом, разлетелись в стороны. Лютый снова навис над ней, и это краткое освобождение показалось девушке счастливой передышкой. Затем он вновь ринулся на нее всем весом, пригвождая к полу.

Наверное, так бывает, когда раздирают в клочья…

Боль, страх, страдание слились воедино в невыносимой муке, палящей и слепящей, как синее неоновое пламя. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, но и сквозь веки пробивался, гудел и мерцал, синий неоновый свет, а в ушах стоял сеющий ужас голос: „Ширли-и… Шир-ли-и…" Ее имя, подхваченное эхом, искаженное и невыразительное, накатывало откуда-то из глубины, захлестывая ее, как безустанная волна накатывает на берег. „Шир-ли будет умницей! Шир-ли будет добренькой с братом Дэном…"