— Попросила друзей?

— Коричневорубашечников. Видишь ли, она очень сдружилась с несколькими из них. Во всяком случае, в Берлине им прекрасно удалось то, что не получилось у нее в Будапеште. Всю эту историю преподнесли широкой публике как нелепую случайность — якобы австрийскую католичку по ошибке приняли за еврейку.

Стефани заметила, как задрожал бокал в руке Сэмми.

— В это невозможно поверить, — сказала она хрипло. — Избить до потери сознания женщину только из-за того, что ее посчитали еврейкой?

Стефани передернулась. Она легко представила себе эту сцену… группа молодчиков… ни в чем не повинная, беззащитная женщина — на нее нападают, ее бьют и пинают. И никого это не волнует, скорее всего, наоборот, в то время это одобряли.

Ужасно! Мир сошел с ума. Ужасно было и то, что певица с таким огромным талантом вынуждена была прибегать к подобным мерам, чтобы проложить себе дорогу.

— Продолжай свой рассказ, детка. Может быть, я помогу тебе восполнить некоторые пробелы.

Стефани с благодарностью кивнула. Допив остатки воды, она отставила стакан и уселась поудобней, поджав под себя ноги.

— В те годы Берлинской оперой руководил Детлеф фон Олендорф…

— Этот нацист, который так никогда и не раскаялся! — со злостью заметил Сэмми.

— Он ведь еще жив, не так ли?

— Да, и даже пользуется популярностью, — с горечью ответил Сэмми. — Ему, должно быть, уже за восемьдесят, и тем не менее его принимают везде с распростертыми объятиями — он едва успевает добраться из одной оперы в другую на своем собственном самолете — сегодня он дирижирует в Штутгартской филармонии, завтра — в опере Мельбурна. Уму непостижимо, ему полностью простили его прошлое.

— Если верить рукописи деда, Лили и Олендорф были вот так. — Стефани подняла руку, скрестив при этом два пальца.

— Абсолютно верно.

— Он также пишет, что они были как Фред Астер и Джинджер Роджерс — подпитывали друг друга своим творчеством.

— И это правда. Вне зависимости от того, что лично я презираю его, факт остается фактом: в совместном творчестве они достигли потрясающих результатов. Все началось с первой совместной постановки. Публика была околдована «Фиделио».

— После чего, — добавила Стефани, — их «Cosi Fan Tutte» тоже вошло в историю оперного искусства, а потом они с таким же успехом сделали «Риенци» Вагнера.

— Ты прекрасно справилась со своим домашним заданием, детка, — заметил Сэмми, явно впечатленный знаниями Стефани.

— Неудивительно, что вскоре последовало приглашение посетить Гитлера. Именно тогда Гитлер признался Лили, что он был ее поклонником. Естественно, министр пропаганды Геббельс сделал свое дело, и все газеты быстро разнесли эту новость, после чего Лили могла уже делать что хотела. Да, и еще одно. Именно Олендорф, а неГеббельс, вопреки распространенному мнению, подал идею о ежедневных выступлениях Лили по радио.

— И это сделало Лили сопрано номер один в третьем рейхе, — пробормотал Сэмми.

— И самой популярной на радио — после Гитлера, разумеется. — Стефани помолчала. — Мне все-таки непонятно. В чем причина? Хрустально-чистый голос? Невероятный диапазон? Или ее обширный репертуар — от легких оперетт до тяжелого для восприятия Вагнера?

— Вероятнее всего, — сухо ответил Сэмми, — она взяла верный тевтонский аккорд, близкий германской нации того времени.

— Да, это больше похоже на правду. Так или иначе, вся страна стояла перед ней на коленях. Германию охватила лихорадка «Лили». Каждое воскресенье миллионы немцев и австрийцев настраивали свои приемники на соответствующую волну и слушали пение Лили. Дядя Сэмми, тебе известно, что только в течение одной недели — одной! — более четырехсотноворожденных девочек были названы Лили! И что главные улицы буквально во всех основных городах были названы в ее честь!

— Я не знал об этом, но не вижу здесь ничего удивительного.

— А что случилось потом? Все эти вывески «улица Билфелд» пришлось в одночасье менять.

— Из-за Фридриха Вильгельма Шнайдера.

— Правильно, — кивнула Стефани. — Группенфюрер CA, правая рука начальника штаба CA Эрнста Рема. Он был прирожденный убийца, известный гомосексуалист и страстный любитель оперной музыки — все в одном лице. Его внешность идеально соответствовала всем стандартам истинного арийца: голубоглазый блондин, бледная нордическая кожа, веснушки. Прибавь к этому достаточно смазливую морду и мускулистое тело.