— И омерзительны, — добавил Дик. — Если ты имеешь в виду сатанистов.

— Но, получается, ты знаешь, кто такой Далхан Рэил.

— Нет. Кто же?

— Он — их глава.

— Не понимаю. Ты говоришь, что он — глава ваших служителей какого-то темного бога и в то же время возглавляет последователей духа зла в нашем мире.

— А это одно и то же. — Девушка смотрела очень серьезно и грустно. — Только не зла, нельзя так сказать. Ни одни нормальный человек не станет говорить, что служит злу. Обрядовая сторона не имеет значения. Служители темных богов отличаются тем что добывают силу и иные блага за чужой счет. Они полагают, что основа людской (и нелюдской) души — зло, а потому никого не нужно жалеть. Понятно, что соблюдают они только свои интересы.

— Сдается мне, так живет подавляющее большинство людей.

— Потому и культы темных богов всегда будут, иметь последователей.

— Я бы сказал, сатанистов среди людей не так и много.

— Зато их принципы исповедуют очень многие, а значит, сам принцип неискореним и сила будет прибывать к темным.

— Но зачем, раз так, Далхан охотится за мной?

Девушка заколебалась:

— Постараюсь объяснить. Далхан — глава последователей культа, так ведь?

— Какого культа?… Ах да. Да, конечно.

— Вот. А ты ставишь палки в колеса представителей культа.

— Разве не важно, какого?

— Неважно. Как меня учили, принцип восприятия силы у всех культов одинаков. Очевидно, что одним, что другим не нужны какие-либо изменения, разве что в их пользу. Но это еще не все. Ты же проводник… да, я слышала, как об этом говорил Гвальхир.

Ричард повертел в пальцах кружку.

— Ты меня не порадовала. Я, похоже, ввязался в неприятную историю.

— Жалеешь?

— Как я могу жалеть, если еще в самом начале истории встретил тебя?

Это прозвучало не мимолетным комплиментом, а так искренне, что девушка вспыхнула и отвернулась. Молодой воин смотрел на нее со смесью восхищения и тревоги, потому что в тот момент, как позвал за собой, он взял на себя ответственность за Серпиану и уже не мог с прежней беспечностью ввязываться в авантюры. Она стала второй важной причиной, почему ему теперь хотелось жить, первой же было само по себе желание наслаждаться этим миром.

Разговор постепенно заглох, потому что они оба чувствовали себя хорошо просто оттого, что находились рядом, на расстоянии вытянутой руки, и портить удовольствие беседами о невзгодах, которые могут ожидать в ближайшем будущем, не желали. Так же вместе они поднялись в комнату, обошедшуюся корнуоллцу втрое дороже, чем это бывало обычно, но зато с настоящей кроватью. Правда, она оказалась коротковата, как большинство кроватей в то время, потому как далеко не каждый, подобно королю Ричарду или его незаконнорожденному сыну, отличались богатырским ростом — сказывался частый голод, тяжелый труд и не самая привольная жизнь; кроме того, существовала привычка спать полусидя, подложив под спину подушки. Дику было все равно, даже если придется спать поджав ноги, — напоследок он хотел сделать это непременно на кровати.

А утром они покинули город на рассвете, когда хрустальная зябкость утреннего тумана еще не сменилась дневной жарой. Невыспавшаяся Серпиана мучительно зевала, но понимала, почему они вышли так рано, да еще и без завтрака — как правило, моряки выходили в море с рассветом, чтоб не терять ни минуты светлого времени. Корнуоллец быстро нанял два места на лодке, идущей к побережью, к мысу Форленд, а оттуда — к Дувру. Хозяин корабля взял с Дика немного, поскольку тот был не единственным пассажиром.

Помимо людей корабль вез солонину, сухие фрукты и бочонки вина — как объяснил капитан, провизия предназначалась для королевский кораблей. Флот должен был, переправив войска во Францию, обогнуть Испанию и добраться до Марселя — логично, что государь желал пользоваться исключительно собственными кораблями. Эти суда должны были везти короля и королевское войско на Восток, так что запасы там должны быть обширные, весь такелаж новый, и все это нужно было доставлять на берег.

Понятно, что владельцы речных кораблей спешили подзаработать, нанимаясь возить припасы с лондонских складов. Ну, и будущих крестоносцев, конечно.

В молодом Ричарде не узнавали такого же, потому что у него не было красного суконного креста, вроде тех, что раздавали церковники и который надлежало нашить на одежду, но корнуоллец был уверен, что во Франции раздобудет все, что необходимо. Да и не так важна символика, коннетаблю короля он мог сказать, что государь приказал ему явиться, и вот он здесь, готовый исполнить приказ, — это долг любого подданного. Поднявшись на борт корабля, он, успокоенный своими соображениями, устроил спутницу поудобней — та немедленно занялась шитьем — и, опершись спиной о скамью, закрыл глаза.

— Привет, — сказал ему Трагерн.

Он был встрепан и тяжело дышал, влажные пряди прилипали ко лбу и завивались в колечки.

От неожиданности Дик открыл глаза и еще раз убедился, что молодого друида рядом нет. Тот еще весной объяснил другу, что ему предстоит закончить некое важное дело, которое займет какое-то время, и что он догонит их позже. В Керлине в течение года он провел совсем немного времени, то исчезал, то появлялся, все рвался на Авалон поработать с рукописями, но его не пустили — по той же причине, что и корнуоллца. Впрочем, нагнать его Трагерн клятвенно пообещал. Непременно.