Чибис пробыл в больнице две недели. Конечно, этого времени не хватило, чтобы стать нормальным человеком. Этого времени не хватило, чтобы снять его абстинентный синдром, но Чибис выжил. Выжил, чтобы начать свое самоуничтожение сначала…

Сегодня «Спартак» играет с «Океаном». Значит, в 17.00 он и Игорь должны были сидеть с «Жигулевским» на северной трибуне стадиона «Спартак», на давно забронированных, по причине наличия удостоверений, местах и во весь голос комментировать ход матча. В таких репортажах самыми «печатными» словами были «гол», «е-мое» и «давай пас». Как это было недавно и как давно…

— Я никогда не знаю, о чем ты думаешь, — прервала мысли Краева Амалия. — А ты не рассказываешь. Словно механизм, запрограммированный на определенные действия. Что тобой сейчас движет, Женя? Очнись, ты не один! Здесь есть еще я…

Евгений поднял на нее взгляд и увидел в глазах девушки отчаяние. Как он мог сейчас объяснить ей, что трудно поверить в то, чего уже нет? Она понимала себя, но не понимала его. Как растолковать ей, насколько сильна будет внутри него боль, когда он придет на стадион? Краев был настолько отягощен ситуацией, что не размышлял просто о том, что Эберс был его другом. Женя, как в гипнотическом трансе, словно заторможенный, почему-то думал именно о стадионе, где они с Игорем, матерясь, нервничая и радуясь, пили пиво и дурачились. Еще два дня назад это казалось вечностью. А сейчас пришло понимание того, что такое не повторится уже никогда.

Кофе давно остыл. В хрустальной пепельнице, как в предсмертельной судороге, скрючились шесть сигаретных окурков. Они сидели и молчали до тех пор, пока молчание не прервала Березина.

— Я знаю, Аля, что ты здесь… Я знаю это…

— Тогда скажи хоть что-нибудь, чтобы завязать разговор!

Да, он несправедлив к ней. В конце концов, она имеет полное право на информацию, какой бы непонятной она ни была. Хочешь правды, Аля? Она страшна и далека от тебя, как земля от неба, как сейчас ты — от Эберса.

Имеет ли право она все узнать? Да, имеет. А имеет ли право он, Краев, рисковать всем для того, чтобы найти убийцу Эберса? О себе он не думал. Свою ежедневную работу Женя давно перестал воспринимать как риск. Он видел в ней необходимость вставать рано утром и поздно ложиться, трепать нервы в разговорах с начальством и ждать момент получения зарплаты. Одним словом, это точно так же, как идти утром на завод, в школу с проверенными ночью ученическими тетрадями или садиться за компьютер для создания новой программы. Человек привыкает ко всему быстро. В его подсознание заложена информация опыта предков, поэтому он может справиться буквально с любой работой. Один и тот же человек может быть и хирургом, и забойщиком скота на мясохладобойне. Весь вопрос в том, что ему нравится делать больше. До поступления в военное училищу Краев мечтал стать журналистом, но судьба распорядилась иначе. Он стал сыщиком, и не просто сыщиком, а спецом из тех, которые без страха и упрека. И сейчас напротив него сидела девушка, которая сначала, возможно, по недоразумению, а потом по необходимости занимается тем, что порой тяготит даже его, сильного.

Что изменится от того, что он станет тратить время на расшифровку хода своих мыслей и делиться наблюдениями с этим на вид стойким, а на поверку слабым существом? Она женщина, единственный дар которой — любить и быть любимой. Все остальное — суета. Он узнал все, что можно было узнать по делу, общаясь с ней. И больше рисковать Краев не имел права.

— Вот что, Аля… Я сейчас уеду, а ты, пожалуйста, поезжай в отпуск. Только, поезжай куда-нибудь подальше. Как все закончится, я тебя найду… Пожалуй, это все, что я хотел тебе сказать…

Чашка выскользнула из рук девушки и, жалобно звякнув о паркет, раскололась надвое. С этим же звуком надвое раскололся для Амалии мир. Шок был настолько очевиден, что Краев подумал о нашатыре.

— Какого черта ты решаешь за меня? — Ее губы дрожали, а в глазах светился неприкрытый гнев. — Ты кто такой?! Всевышний?!

Вот этого Краев боялся больше всего. Лучше бы она повисла у него на плече и вдоволь порыдала. Он бы вытерпел это столько, сколько нужно.

— Ты готова мотаться со мной и день и ночь? Без сна?

— Да чихала я на сон! Краев встал.

— О'кей. Поехали.

— О'кей. Куда?

Вопреки ожиданиям Березина тут же стала укладывать в сумочку сигареты и зажигалку.

Чибис встал с кровати и, с трудом передвигая ноги, побрел в ванную. Через час-полтора начнется самое страшное. Он уже слышал вдалеке шаги бессмысленно гудящей, приближающейся толпы. До спасительной встречи оставалось что-то около получаса, значит, был шанс позабыть о страданиях еще на сутки. Случались моменты, когда он был готов продать дом и на вырученные деньги уехать куда-нибудь в Германию, Швейцарию или Бельгию, где его снова превратят в человека, чьи мысли и поступки не будут зависеть от своевременно «вмазанной» дозы. Наличных денег у него уже не было, а это означало продажу дома уже по другой причине. И тогда — все…

Как обычно, в это время он находился в состоянии дикого «депресняка». Его пугала не только скорая встреча со злобно настроенными прохожими, но и стуки на улице, звук останавливающихся у дома машин и все остальное, что могло издавать звуки. В эти минуты наркомана особенно остро начинает беспокоить чувство невозвращенного долга, опасности какого-нибудь разоблачения, возможность преследования. Чибис знал, что к моменту встречи, которая должна состояться через тридцать минут, ему станет настолько плохо, что он будет готов на все ради получения той самой суммы…