Шрифт:
— Старший мистер Бегг умер, тетя Акки. Магазином занимается кто-то другой.
Леди Алиса только и вымолвила:
— Да? Как же это я запамятовала… — после чего коротко кивнула Саймону и заковыляла прочь.
Их с Дульси ждал ленч. В окно они видели, как окруженный сердито гогочущими гусями грузовик Саймона отъезжает со двора.
Снег наконец был расчищен. Посередине, в ожидании танца Пятерых Сыновей, возвышался Мардианский дольмен. [10] Заросли шиповника и чертополоха так и не скосили. Эрни не выполнил обещание и не явился к трем часам с косой. Уже начинало смеркаться. В полпятого Дульси, разгоряченная последними приготовлениями, выглянула в окно и воскликнула:
10
Дольмены — погребальные сооружения эпохи бронзы и раннего железного века в виде огромных каменных глыб, поставленных вертикально и покрытых сверху массивной плитой.
— Тетя Акки! Тетя Акки! Они что-то забыли там, на камне!
Но леди Алиса как раз задремала и только пробормотала в ответ нечто невразумительное.
Тогда Дульси, поразмыслив, накинула старое пальто и выбежала во двор. В небольшой нише памятника, которая в бытность служила, по-видимому, местом для жертвоприношений, она обнаружила обезглавленного гуся.
К восьми часам во дворе особняка собралась почти вся деревня. Обычно леди Алиса приглашала на среду Скрещенных Мечей своих соседей из близлежащих графств, но в этом году из-за снежных заносов на дорогах они предпочли остаться дома. Они даже не могли позвонить ей по телефону и извиниться — линия была неисправна. Между собой они согласились, что, конечно же, леди Алиса «все поймет». Старуха не только поняла — она была даже этому рада.
Без всякого преувеличения к вечеру во дворе собралась вся деревня — не меньше полусотни человек. По сложившейся традиции доктор Оттерли, так же как и Ральф со своим отцом, обедали в замке. Почтенный преподобный отец Самюэль Стейне приходился госпоже Алисе неродным внучатым племянником. Двадцать восемь лет назад он имел смелость влюбиться в старшую сестру Дульси Мардиан, поселился в замке и в конце концов женился на ней. Это был очень деликатный и немногословный человек, который ни на букву не отступал от проповедей — леди Алиса глубоко презирала его за то, что он не ездил на охоту.
После обеда, в котором скудная закуска компенсировалась отменными винами, Ральф извинился и вышел. Ему надо было подготовиться к выступлению. Остальные расселись в гостиной, пили кофе и потягивали ароматный бренди. Без четверти девять явилась престарелая горничная и сообщила, что танцоры почти готовы.
— Думаю, мы прекрасно все увидим через окно, — сказал доктор Оттерли хозяйке дома. — Сегодня чертовски холодно. А отсюда и так все видно. Позвольте?
Он отодвинул портьеру.
Это было равносильно тому, если бы они сидели в театре, и он открыл занавес перед какой-нибудь блестящей пьесой. Восемь факелов и костер ярко полыхали в темноте, отбрасывая на снег золотистые отблески. Слева и справа стояли зрители, и от их фигур по зубчатым стенам плясали тени. Посреди двора возвышался Мардианский дольмен, который так искрился инеем, будто его покрасили какой-то волшебной краской.
— Этот юнец, — проклацала челюстью леди Алиса, — так и не скосил чертополох.
— И я догадываюсь почему, — покивал доктор Оттерли. — Взгляните — как вам? По-моему, прекрасный вид из окна. Может, лучше остаться в доме?
— Спасибо. Я уж как-нибудь выйду.
— Но это неразумно.
— Ваше дело — на скрипке играть.
— Слушаюсь. Ох уж мне эта молодежь — до чего ж вы все упрямцы!
Старуха хихикнула. Дульси укутывалась поверх пальто в бесчисленные шали.
— Старик Вильям все еще плох, — продолжал доктор Оттерли. — Я уверен, что с его сердцем ему никак нельзя выходить на улицу, а уж тем более исполнять Шута. Я даже стал нарочно отказываться играть — все ради этого старого пня. Я-то думал, это его остановит, но он, кажется, готов отплясывать даже со скрипкой в руках. Пожалуй, я все-таки сыграю сам. Вот, возьмите программки. Мне они, видит бог, не нужны.
Вошла горничная с подносом, на котором лежало свернутое письмо.
— Это для доктора Оттерли, мадам, — поклонилась она.
— Черт возьми, кого еще там угораздило заболеть? — проворчал доктор и развернул листок.
Это оказался один из старых счетов, которые Лицедей обычно присылал своим клиентам. Крупными неровными буквами на нем было выведено:
— Ну вот! — воскликнул доктор Оттерли. — Вот он и сдох.
— Лицедей! — вскричал преподобный отец.
— Да-с, Лицедей. Надо срочно что-то предпринять. Простите, леди Алиса. Сейчас мы все уладим. Не волнуйтесь. Чудесный был обед. До свидания.
— О боже! — воздел глаза преподобный отец. — Что же они будут делать?
— Сын Энди Андерсена заменит одного из Сыновей, — сказала Дульси. — Так у них, кажется, было предусмотрено.
— А этот идиот Эрни, — проскрежетала леди Алиса, — похоже, действительно будет за Шута. Тоска!
— Ах, бедный Эрни! Какое горе для них всех! — прощебетал преподобный отец.
— Я тебе говорила, Сэм, — он убил одного из гусей?
— Я не знал, что это сделал он, тетя Акки.
— А кто же еще? У кого бы другого хватило на это ума? Ладно, потом с ними разберусь. Надо идти, — постановила старая дама. — Одевай меня.
Дульси принялась напяливать на старуху столь же древнее пальто и укутывать ее шерстяными шарфами и шалями. Затем она натянула ей на ноги отороченные мехом ботинки, на руки — рукавицы, а на голову — старенькую шерстяную шапку с помпоном. После этого Дульси и преподобный отец закончили одеваться сами, и троица вывалилась на крыльцо.