— Да, конечно, мы же договорились, не так ли?

— Но ты же вроде бы еще тогда все поняла. Эх, я-то думал, что все складывается по-моему… А ты опять за свое. Какая-то допотопная чушь! Видите ли, из-за того что ты — как ты выражаешься — помесь, мы не можем пожениться. А может быть, ты за этим сюда и приехала — чтобы повидаться с материной родней и окончательно утвердиться в своей дурацкой идее?

— Ну да, — кивнула Камилла. — Так оно и есть.

— Черт возьми, да любишь ты меня или нет?!

— Да! Люблю! — нисколько не задумываясь ответила Камилла. — Так что лучше помолчи.

— Нет, я умру! Камилла, да ты просто… гений! Боже, как я счастлив, что ты меня любишь! Нет, я сойду с ума! Я этого не вынесу… — Ральф даже слегка побледнел от переполнившего его восторга.

— Однако вернемся к нашему разговору, — охладила его девушка. — Что скажет твоя прабабка? Что станет думать твой отец? Посмотри мне в глаза, Ральф, и скажи — не кажется ли тебе, что они будут против?

— Если я посмотрю тебе в глаза, Камилла, мне придется тебя поцеловать.

— Э-э, нетушки! Погоди… Вот представь, что все так и случилось. Что напишут тогда в газетах? Об этом ты подумал? Ну скажи, какая я, к черту, невеста для молодого, подающего надежды адвоката? Вообрази, какие будут заголовки: «История повторяется!», «Ее мать сбежала из кузницы и вышла за баронета!», «Внучка убитого кузнеца выходит за сынка пастора!», «К чему ведет участие в обряде плодородия»… Или еще, к примеру: «Племянница…» Но… но что ты делаешь?

Ральф встал и с решительным видом принялся застегивать свой макинтош.

— Собираюсь пойти и отправить телеграмму тетушке «Таймс»: «Объявлена помолвка…»

— Нет уж, ты этого не сделаешь! — Они обменялись пылающими взглядами. — Господи! — воскликнула Камилла и принялась колотить его кулаками в грудь. — Ну что же ты у меня такой… Что мне только с тобой делать! И почему, почему я такая счастливая?.. — Она замотала головой и бросилась ему в объятия.

В этот момент в зал вошел Аллейн и, увидев их, поспешно извинился и вышел.

Однако ни Ральф, ни Камилла не заметили его появления, равно как и ухода.

Оставив рутинные обязанности на Бэйли и Томпсона, Аллейн и Фокс в сопровождении Кэри и доктора Оттерли отправились в дом, чтобы поговорить с сыновьями Лицедея.

Все пятеро сгрудились в небольшой темной комнате, служившей им одновременно гостиной и кухней. Интерьер ее составляли железная кухонная плита да обеденный стол, покрытый плюшевой скатертью. Вокруг этого стола и сидели сыновья Андерсена — Даниэль, Эндрю, Натаниэль, Кристофер и Эрнест.

Доктор Оттерли постучался и вошел, за ним последовали остальные. Дэн встал в знак приветствия, другие лишь слегка приподнялись и скрипнули стульями. Кэри представил их.

Аллейн был поражен, насколько все Андерсены похожи между собой. Даже близнецы ненамного больше походили друг на друга, чем на остальных братьев. Все были здоровые, кровь с молоком, светловолосые и голубоглазые. Под нехитрой деревенской одеждой угадывались мощные мускулы. Сейчас у Дэна глаза были красными от слез, а руки слегка дрожали. На лице Энди словно застыло выражение удивления. Нэт схватился за голову, Крис казался сердитым. Что касается Эрни, то он держался несколько в стороне от братьев. На губах его играла глуповатая улыбка, лицо временами принимало странное выражение — как будто он имел перед всеми какие-то скрытые преимущества.

Аллейну и Фоксу предложили стулья за столом. Кэри и доктор Оттерли устроились на обтянутом холстиной диванчике у стены, несколько в стороне от остального общества.

— Простите, что я вынужден побеспокоить вас, когда у вас и без того немало дел, — начал Аллейн. — но, полагаю, в ваших же интересах, чтобы обстоятельства гибели вашего отца прояснились как можно скорее.

Братья негромко прокашлялись, и старший, Дэн, согласно покивал головой:

— И не говорите, сударь. Мы бы очень хотели, чтобы все раскрылось. Мы тут с братьями уже все головы сломали, думая, как же такое могло случиться…

— Нет, как ты ни крути, — подхватил Энди, — прямо колдовство какое-то получается.

В комнате стоял застарелый запах табака. Аллейн выложил на стол свой кисет и сигареты.

— По этому поводу надо закурить, — сказал он. — Угощайтесь.

Поломавшись для порядку, они согласились. Все принялись набивать трубки, и только Эрни предпочел свернуть папиросу. Он так усердно трудился над ней, что гримасы на его лице сменяли одна другую. Пока все занимались своими трубками, Аллейн приступил к делу.