Пайк прочистил горло.

— Так уж получилось, что я знаком с несколькими джентльменами, возможно, связанными с «Убойными баранами». Возможно.

Биллтоу приложил ладонь ко рту Пайка, как будто вышеупомянутые джентльмены могли его услышать.

— Нет. Нет. Мы не будем связываться с «баранами»* пока эти крылья не окажутся у нас под замком. Ты же знаешь, какие они вероломные. Заберут крылья себе, а нас скормят акулам. В этой сделке нам нужны все козыри на руках.

Пайк сбросил руку Биллтоу, от которой несло потом и чем-то еще более гадким. Было ясно — больше они не друзья. Самое обычное дело для Артура Биллтоу. Значит, Пайк снова всего лишь лакей, которого можно оскорблять.

— Как скажешь, Артур.

— Какой еще…

— Понимаю, понимаю, мистер Биллтоу.

Пайк повернулся к морю и бросил камень вдоль его поверхности.

«Типично для Артура Биллтоу. Я избавил его от дьявола, а он забыл об этом, чуть запахло деньгами. Я-то думал, что теперь так и будет: Пайки и Артур. Как же я ошибался!»

Бросание камней успокоило его; каждый раз, когда камень прыгал по воде, это напоминало детство. Он замахнулся для очередного броска, но Биллтоу внезапно схватил его за руку и вырвал из пальцев камень.

— Где ты его взял? — спросил он, и щеки у него заалели.

Пайк подумал, что, может, это один из тех вопросов, которые на самом деле не требуют ответа, и если он ответит, то будет выглядеть глупо.

— Это просто камень, Артур… мистер Биллтоу. И я просто подобрал его…

Биллтоу рухнул на колени и принялся скрести глину, пока не нашел еще штук шесть так заинтересовавших его камней. Он держал их в сложенной чашечкой ладони так бережно, словно бродяга, боящийся лишиться яйца на завтрак.

— Артур, ты что, заболел? Хочешь, я наберу тебе еще камней? А вон там, дальше, лежит славный кусочек дерева.

Биллтоу был слишком счастлив, чтобы злиться.

— Это не просто камни, Пайки. Это необработанные алмазы. Вот зачем наш летчик останавливается на Малом Соленом. Он занимается контрабандой алмазов.

Он встряхнул сложенные лодочкой руки, бряцая алмазами, словно колдун костями.

— Хочешь предсказать нам будущее? — пошутил Пайк.

Неприкрытая жадность во взгляде Биллтоу заставляла его нервничать.

— Мне известно будущее, — ответил Биллтоу. — Мы подберем несколько крепких парней, устроим засаду этому летчику, продадим его крылья и украдем его алмазы.

— А с ним что будет? Отпустим на свободу, надо полагать.

Биллтоу добродушно ткнул Пайка локтем в бок.

— Славный малый Пайки. Отпустим его на свободу, как же! Нет, мы убьем его, разрежем на мелкие кусочки и сожжем их. С точки зрения всего остального мира этого летчика никогда не существовало.

Пайк с трудом сглотнул. Все эти разговоры об убийствах заставляли его нервничать. Он решил никогда в жизни не изобретать ничего полезного, а не то Биллтоу может расправиться и с ним.

Было на удивление тихо, когда Конор вплывал между скалами в пролив Соленых островов. Скалы большую часть времени покрывала вода, но иногда ее уровень опускался так низко, что их плоские вершины обнажались. Когда однажды вечером в пятилетнем возрасте Конор плыл с отцом на патрульном судне и впервые увидел эти искривленные, продолговатые образования, он посчитал, что это крокодилы, и не успокоился, пока Деклан не согласился сделать предупредительный выстрел. Без сомнения, грохот выстрела возымел эффект, и оба крокодила скрылись под водой.

Эта маленькая история стала одной из тех, которые рассказывают у камина, что и происходило всякий раз, когда кто-нибудь из друзей заходил к ним и усаживался у огня с бренди или лимонадом. Прежде она всегда заставляла Конора сердито хмуриться, но сейчас он едва не расплакался.

«Это невыносимо. Они слишком близко».

Казалось, лицо матери витает перед ним, зовет его домой, и он не мог больше игнорировать этот призыв. Без сомнения, она страдает так же, как он, а может, и сильнее. Он должен узнать.

«Если бы я мог просто увидеть их. Еще раз посмотреть в их лица, прежде чем уехать. Удостовериться, что они живы».

Конор подтолкнул коленом румпель и подтянул парус для разворота на юго-запад. Он решил плыть домой.

С расстояния нескольких километров гавань Соленых островов показалась ему такой же, какой он помнил ее. Величественная диадема с остриями, сияющими серебром. Когда же Конор оказался внутри, стало ясно, что за прошедшие несколько лет эта диадема в значительной степени утратила свой блеск. На — гранит наползала морская тина, и док был беспорядочно забит стоящими на якоре судами, образующими спутанный клубок. Проект строительства новой внешней стены был заброшен, и наполовину построенное сооружение сползало в море, словно размытый песчаный форт. Башня маяка тоже была возведена лишь наполовину и стояла, покосившись и покрываясь трещинами, — не столько гордый символ новой эры, сколько напоминание о старой. Даже здесь, на береговой линии, остро чувствовалось, что короля Николаса больше нет.