— Грибам вроде не сезон, — с намеком произнес Велехов.

Серб отодвинул полог на кошелке.

— Поесть [107] несу.

Каравай хлеба, аппетитно пахнущее соленое мясо…

— Угощайтесь, други.

— Да нет… Мы до базы потерпим, — за всех отказался сотник.

Зря? Это только кажется. До тех пор кажется, когда собственными глазами не увидишь то, к чему это может привести. Например, не увидишь вырезанный экстремистами блокпост, солдаты на котором в знак дружбы бутылку приняли от кого-то из местных. Вот когда увидишь — головы отрезанные, рядком в пыли лежащие… так до костей проберет, век будешь помнить, что ни есть, ни пить не пойми что нельзя.

— Сворачивай.

Сотник кивнул. Петров повернул руль, и машина съехала с ведущей по окраине поля ухабистой дороги в лес, на едва заметную тропинку. Трясти перестало, но двигатель начал работать натужнее — дорога уходила в гору.

— Мы тут пройдем?

— Пройдешь, рус. Мы же прошли…

Подниматься в гору пришлось чуть ли не километр. Верней, не в гору — подъемы сменялись спусками, по ободранным ветвям и колее становилось понятно, что дорога используется. Сотник занервничал — случись что, даже машину в такой тесноте не развернешь.

— Долго еще?

— Скоре, рус. Вон там, видишь?

За стеной деревьев что-то мелькало. Правильные геометрические формы — таких не бывает в лесу.

— Машина стоп! — скомандовал сотник.

Певцов остановил машину.

— Дальше пешком пойдем.

— Как скажешь, рус, — пожал плечами серб.

Покидая машину, сотник сделал незаметный знак, означающий «Быть настороже и занять место у пулемета». Мало ли…

— Пойдем тут, рус… Срежем путь, — серб прошел, не проломился, а именно прошел через придорожный кустарник, канул в лес, как рыба в воду…

Радован действительно умел ходить по лесу — почти как казаки. Тихо и быстро, сразу было видно, что местный лес он знал.

— Осторожно! Сюда не вступай! — предостерег он в одном месте своего спутника.

Что там было, сотник предпочел не спрашивать.

Идти пришлось совсем немного — полянка была рядом. Прямо в лесу, ухоженная, чистенькая, даже валежника на ней не было. По центру — черная клякса кострища. Размер — сотник прикинул, — как раз чтобы обеспечить посадку среднего транспортного вертолета, вряд ли это простая случайность. Машина — небольшой развозной «Фиат» — полуторатонка, старый. Как он сюда проломился… а вон дорога, почти незаметная даже, выходит из чащи под острым углом, специально прорубленная. Грамотно сделали, молодцы, кто-то изрядно учил диверсионной премудрости.

Около машины стояли двое, молодые…

— Добри дан [108] , рус, — поздоровался молодой, высокий и крепкий, с длинными волосами парень, стоящий у машины.

Сотник внимательно смотрел на серба.

— Доброго дня и тебе…

— Это мойе… — Митрич запутался, подбирая слова, — син… сын брата…

— Племянник.

— Да, да. Тачно. Племянник. Его Божедар зовут. А это моя Драганка.

Сотник изумленно пригляделся и вдруг понял, что стоящий чуть поодаль в камуфляже, с измазанным камуфляжным гримом лицом — женщина! Точнее, девушка — молодая, коротко постриженная, форма мешком висит — но все же девушка. И глаза сверкают, ну сущий чертенок.

— Добри дан, рус… — Голос у девушки оказался молодым и звонким.

Сотник смотрел на них — на изгнанников, на людей, у которых нет родины. Они не выглядели какими-то несчастливыми — наоборот, оба, и Божедар, и Драганка весело и открыто улыбались. Потому что рядом были русы, казаки, воины с оружием в руках, как и у них, те, кто приютил их в тяжелую годину, дал им землю и попытался дать Родину. Но Родину человеку, увы, может дать только Господь.

И Божедар, и Драганка выглядели так, будто служили в регулярной армии, хотя на самом деле они были четниками: среди конаков самое почетное — быть четником. Все сербы учатся стрелять — от мала до велика, в том числе и женщины. Слишком часто сербов били в предыдущие века, слишком многие сыновья и дочери этого народа сложили голову молодыми. Четники — это не просто отряд самообороны сербской общины, это шанс на выживание народа в целом. И они, эти двое молодых людей, были горды тем, что служат своему народу, служат с оружием в руках.

А оружие в руках было — у обоих. Молодой серб держал на ремне, перекинутом через шею, старый, но мощный пулемет РП-46, тот самый, который был до пулемета Калашникова, с воронкообразным пламегасителем на стволе и лентой, которая укладывается в матерчатый мешок. Машина, несмотря на возраст, надежная и убойная, патрон тот же самый, что и у ПКМ, ну а то, что потяжелее ПКМ и надежность поменьше, — так что с того. Вон бычок какой — пулемет на себя навьючил, коробки с лентами, еще пистолет «Браунинг» на ремне — и улыбается.

Драганка, судя по всему, была снайпером. Об этом говорили и ее манеры — держаться чуть подальше от основной группы и ближе к подбирающимся к полянке кустам, и камуфляж — большая накидка поверх стандартного камуфляжа типа «леший», которая Драганке была явно велика. И оружие — перестволенный штурмкарабин Токарева, в зеленой пластиковой ложе с пистолетной рукояткой, с сошками и с хорошим оптическим прицелом. Возможно, даже законный карабин. Еще пистолет — такой же «Браунинг».

Эти сербы были вооружены ничуть не хуже, чем казаки на Дону. Казак ведь человек прижимистый, скопидомный, за ненужную в хозяйстве вещь гроша ломаного не даст. Поэтому и к оружию у казака подход особый. Зачем тот же автомат в хозяйстве, если стоит он дорого, а толку от него нет? Это если на Восточных территориях — тады да, еще можно подумать, а на Дону чего с автоматом делать? Вот ружьишко доброе купить, серых [109] бить и на дудаков [110] ходить — дело другое. А автомат?