Шрифт:
Взявшись за дверную ручку, Марго оглянулась, ее фраза была искренней и никак не льстивой:
– Мне редко приходилось встречать людей, заслуживающих уважения и восхищения, вы один из них, Виссарион Фомич.
На прощанье она улыбнулась и покинула кабинет.
Отужинали в ресторане, Мирон Сергеевич подвез Елагина до дома. Все уже сказано, но от последнего слова Галицкий не отказался:
– Послушай, Афанасий Емельянович, ты сейчас войдешь в свой дом, войди в него прежним. Там тебя любят и уважают, там дорожат тобой, а переживания оставь здесь. Судьба у каждого своя, ни ты, ни я, никто другой помешать ей не вправе.
– Я, Мирон Сергеевич, как закрою глаза, только полынью ту с оборванными краями и вижу. Да льдинки качающиеся. Ее так и не нашли. Вот уж поистине в воду канула.
– Течением отнесло. Найдут весной, когда лед сойдет. Это была ее дорога, а ты иди своей. Иди домой, вернись к ним.
Домна Карповна пила чай из блюдца, громко причмокивая. Неласково взглянув на сына, она упрекнула его:
– Долгонько ты. Приказать подать ужин?
– Я ужинал с Галицким. Где Глаша?
– Глаша-то на месте. Где ж ей еще быть? Чего как с креста снятый?
– Устал, матушка. Пойду я.
– В спальню аль в кабинет? – ехидно спросила она. Елагин ничего не сказал, но из столовой вышел в дверь, ведущую в спальню. Домна Карповна продолжила чаепитие, бубня под нос: – Хм! Устал он! Устанешь тут – ночами не спать. Ух, окаянный, весь в батюшку, царство ему небесное. Тьфу!
Глафира расчесывалась перед зеркалом, на появление мужа удивленно вскинула брови, в ее глазах застыло ожидание, но ему стало ясно, что жена ничего хорошего не ждет. Да и чего от него ждать? Елагин, сам того не ожидая, остро почувствовал свою вину перед нею, матерью, детьми. Возможно, Галицкий тому причина, ведь это он вразумлял его, а ему самому во сто крат хуже. Елагин подошел к жене, взял ее за плечи, осталось только одно:
– Прости, Глаша. Нашло на меня... наваждение.
Она повернулась, теперь в ее глазах он увидел дрожащие слезы счастья. Елагин упал на колени, Глаша обхватила его голову и прижала к груди, шепча:
– Простила. Милый... я так тебя ждала... Ты научи, я буду любить тебя, как захочешь, только не уходи...
Она целовала его голову, лицо, руки. Глаша смеялась и плакала, а он видел полынью с плавающими льдинками. Ее прятала туманная дымка, да и была она уже далеко, так далеко, как ночная незнакомка. Забудется. Время лечит.
В это же время Надин, одетая в дорожные одежды, стояла у окна и следила за погрузкой чемоданов в карету.
– Ваша милость, пора в путь.
Надин вышла из дома, поежилась от сырого воздуха, как вдруг перед ней выросла знакомая фигура.
– Что все это значит? – требовательным тоном спросил Неверов. – Почему меня не пускают к тебе? Я как юнец слоняюсь у твоего дома. Куда ты едешь?
– О, сколько вопросов, – идя к карете, хохотнула Надин. – Я уезжаю, мой друг. В Париж. Или еще куда... по дороге решу.
– Без меня?
Надин остановилась, заглянула в лицо Неверову, не сомневающемуся в своей неотразимости, и отрезала:
– Мне не нужны ненадежные попутчики.
– Не понимаю...
– А нечего понимать, – не дала договорить ему Надин. – Вы, Орест, мне надоели самолюбованием. Вы же любите только себя – это скучно, а я хочу, чтоб любили меня – это, по крайней мере, необычно... было бы.
– Надин...
– Тсс! – Она приложила пальчик к его губам. – Не люблю сцен. К вашим услугам десятки женщин, которые заблуждаются на ваш счет. Прощайте.
Надин запрыгнула в карету, оставив Неверова с носом.
19
Автомобилей, принадлежащих убитым, в огромном гараже больницы не обнаружили. Не нашли украшений, денег и телефонов убитых на квартире Чешко, тем не менее, Рябух Кирилл Викторович начал давать показания.
С Татьяной Чешко его связывали давнишние отношения, еще до того, как она села на скамью подсудимых. Видимо, его привлекла неординарность Татьяны, свобода в поведении, и красота, разумеется, не последнюю роль сыграла, веселый нрав, – все, чего в нем самом недоставало. Она родила от него ребенка, девочку, но узаконить отношения не хотела, жила отдельно с бабушкой и дочерью, Кирилл Викторович не понимал, чего ей нужно. Когда она загудела за разбой с применением огнестрельного оружия, бабушка Татьяны слегла с сердечным приступом, Кирилл Викторович забрал малышку и попытался выкинуть непутевую мать и несостоявшуюся жену из головы. Не одна же она участвовала в ограблении, там были и мужчины, значит, изменяла. А Татьяна писала ему из колонии слезные письма, просила простить, мол, все осознала, исправится. Он поверил, ждал ее.
Татьяна вернулась через несколько лет, поселилась в доме бабушки, которая к тому времени почила, дочь не забрала. Рябух звал ее к себе, у него разгорелась с новой силой страсть, очевидно, эта женщина обладала магией, но, допуская его к себе, все-таки держала на расстоянии.
– Как мы будем жить? – говорила она. – На твою психушную зарплату? Нет, милый, я не хочу существовать на жалкие гроши.
Он надеялся, что Татьяна перебесится, а чтобы ее чем-то развлечь, как-то заинтересовать собой, рассказывал забавные истории из быта психбольницы. Так она услышала о Буркове – безобидном шизике, которому по ошибке достался исключительно полезный талант. Она и посоветовала его использовать – чего зря пропадать таланту? И больнице выгодно, дополнительные деньги без налогов в руки сами просятся. Рябух воспользовался предложением только лишь потому, что любимая работа отвлечет больного от маний. Клиенты нашлись среди знакомых доктора, все остались довольны. Рябух сам садился за руль и доставлял машину в больницу, потом возвращал владельцу.