В своем дощатом закутке, смущаясь и трогая переносицу двумя пальцами, он объяснил Сергею. Петровичу, что поставить гардероб на баланс не удалось.

— А на преступление я идти не могу, — развел он руками.

— Какой же выход? — сухо спросил Голубенцев.

— А вы не пробовали обращаться в художественную самодеятельность? К ним ревизоры из КРУ не так вяжутся…

— Все-таки это довольно странно, — сказал Голубенцев. — Я ведь, в конце концов, ничего не прошу.

— Ох, душенька! — сокрушенно вздохнул бухгалтер, — По-человечески вас понять можно… Вот что я вам посоветую. Артистка, которая входила в состав нашей комиссии, страшно из-за вас бушевала! Валерьянку пила… — Бухгалтер погладил Голубенцева по руке. — Предложите ей взять гардероб покойной жены частным образом… И вам без хлопот, и нам.

Подумав, Сергей Петрович согласился.

Растроганная артистка долго благодарила его. Забрав чемодан, она прислала ему на другой день большую корзину цветов и билет на премьеру балетного спектакля.

В день премьеры Голубенцев приехал за полчаса до начала. Выходя из автобуса, он увидел, как в переулке, за театральным зданием, вахтер прогуливает рослую белую лошадь.

Публика в театре была празднично одета. Горели яркие гроздья люстр, бойко торговал буфет. Голубенцев походил в фойе по кругу, с удовольствием вдыхая запахи духов и прислушиваясь к радостному гулу ожидания и шарканью ног.

В третьем ярусе он нашел свое место, примерился к биноклю и, чувствуя, как предвкушение праздника постепенно переполняет и его, осмотрелся вокруг. В оркестре он заметил того самого оркестранта, что приходил к нему с комиссией. Сейчас Леша был во фраке и налаживал свою скрипку.

Когда поднялся занавес, Сергей Петрович увидел огромное голубое небо с белыми облаками и яркие паруса бригов. Здесь они были гораздо красивее, чем во дворе, на земле. Потом выехал на знакомой кобыле длинный и никому не нужный Дон-Кихот. Вокруг него танцевали и размахивали руками. Балерина вертелась на одной ноге, вытянув другую параллельно полу. В бинокль были видны ее остановившиеся глаза и полуоткрытый улыбающийся рот.

Голубенцев с возрастающим нетерпением ждал, когда же наконец появится артистка, которой он подарил Леночкины вещи. Водя биноклем вдоль всей сцены, Сергей Петрович наконец-то нашел ее. Она стояла сзади, в углу, и держала поднос с чашками.

На ней было испанское платье и высокий гребень покойной жены.

Оживленная улица вечернего города. Сперва она едва различима в голубоватых сумерках, но вот, разом, вспыхнули фонари, и в фасадах новых домов поочередно, то тут то там, словно перемигиваясь и подавая сигналы друг другу, освещаются окна. От этого внезапного яркого сияния улица становится весело-нарядной: пришел тот час, когда люди торопятся в театры, в кино, в гости.

На перекрестке сгрудилась толпа, нетерпеливо пережидая красный глаз светофора.

Издалека, сперва едва слышно, доносится какой-то длинный неприятный вой. Он нарастает со стремительной скоростью. По осевой линии улицы мчится машина «скорой помощи». Она проносится на красный свет, и тревожный вой сирены еще долго стоит в ушах прохожих.

В кабине шофера рядом с водителем сидит врач. Лицо его хмуро-сосредоточенно.

В пустом кузове — молоденькая санитарка Надя Лузина. Явно нервничая, она поглядывает в окно машины, пересаживается на ходу с места на место, придерживая рукой чемоданчик с медицинскими инструментами; она кладет его к себе на колени, когда машину сильно встряхивает.

Врач, обернувшись, посматривает на нее, затем произносит;

— Только попрошу вас, хоть на этот раз, вести себя как следует.

— Хорошо, — кивает Надя.

Врач бормочет, обращаясь к шоферу:

— А кого-нибудь другого вместо нее мы не могли взять?..

Вой сирены заглушает ответ шофера.

«Скорая помощь» подъезжает к толпе, беспокойно собравшейся в центре проезжей части. Врач быстро вышел из кабины. Надя уже тоже оказалась здесь — она протягивает врачу чемоданчик с инструментами.

Проталкиваясь сквозь толпу, врач спешит к месту происшествия. Надя идет вслед за ним — и внезапно останавливается, услышав возгласы окружающих:

— А живой он?

— Да какое — живой! Кровищи там!..

— Ах ты господи! Чем же это его?

— Грузовиком сшибло…

— Пьяный, что ли?

— Да нет, приличный такой мужчина, шел с авоськой, нес макароны…

Из центра толпы раздаются по цепочке голоса:

— Носилки!

— Врач требует носилки!