Король вперил в монаха долгий, пристальный взгляд.

— Я отослал Садью в Чейзвинд Мэнор, — без обиняков заявил он. — Там она и останется. Со мной.

Де'Уннеро стоял, тяжело дыша, прищурив глаза и непроизвольно сжав кулаки.

— Вообще-то я могу вернуть ее тебе, отказавшись от каких-либо притязаний на эту женщину. Но только при условии, что ты по доброй воле откажешься от другой награды, которой так страстно домогаешься.

— Выбирай выражения, — угрожающе произнес монах.

Эйдриан встал с кресла, подошел к камину и демонстративно повернулся к Де'Уннеро спиной, показывая, что ничуть не боится его.

— Теперь я во всех отношениях выше тебя, и ты знаешь это. Ты желаешь получить абеликанский орден? Я отдаю его тебе. — Он снова повернулся лицом к монаху. — Тебе одному. Не правда ли, я очень кстати отослал аббата Олина на юг?

— В обмен отбирая у меня подругу?

— Я не брал ничего, что мне не было предложено, — сказал король.

Де'Уннеро рванулся вперед, словно собираясь наброситься на него, но в последний момент сдержался.

Эйдриан даже не шелохнулся.

— Пусть Садья станет королевой Хонсе-Бира, — сказал он. — Она, как тебе прекрасно известно, страстно желает этого. Почему бы и нет? У меня свое королевство, а тебе я даю твое. Какая жизнь будет у Садьи рядом с тобой? Кем она станет? Твоей тайной супругой? И все братья и даже крестьяне будут презрительно перешептываться у вас за спиной? Разве это жизнь для женщины столь яркой?

Судя по виду дрожащего от бешенства Де'Уннеро, эти слова ничуть не успокоили монаха.

— Но самое главное — это не твой выбор, — продолжал Эйдриан. — И не мой. Это выбор Садьи, и только ее одной. Я прошу — отпусти ее и не преследуй. Храни в памяти счастливые времена, когда она была рядом, но осознай наконец истину: твое нынешнее положение несовместимо с ней. Нельзя руководить церковью, пытаясь вернуть ей прежний облик и былую славу, если имеешь жену и не скрываешь этого! Будь благоразумен, друг мой! Ты оказался в крайне щекотливом положении. Не станешь же ты рисковать всем, чтобы удержать Садью?

— А если стану?

— Тогда я скорее договорюсь с Фио Бурэем, чем доверю руководство церковью Хонсе-Бира такому глупцу, — отрезал король. — Это не пустая угроза, Маркало Де'Уннеро. Ты желаешь получить церковь, и я готов отдать ее тебе. Однако если ты не поставишь превыше всего свой долг, то и Санта-Мер-Абель тебе не видать!

Произнося эти слова, Эйдриан надвигался на монаха, и теперь они едва не соприкасались лбами.

— Подумай хорошенько. Выбор за тобой.

Он видел ненависть в глазах Де'Уннеро, как тот ни старался ее скрыть; дрожащие руки выдавали желание монаха вцепиться в горло сопернику.

Однако молодой король знал, что тот не бросится на него, потому что понимал, что творится в глубине души Маркало Де'Уннеро.

Санта-Мер-Абель — вот кто его истинная невеста.

Более всего Пони поразило то, насколько маленьким оказался Пирет Вангард. Он и городом-то не выглядел по меркам женщины, большую часть жизни проведшей в Урсале и Палмарисе. Скорее он походил на деревню вокруг замка-крепости, возвышающегося на мысу над защищенной скалами бухтой с длинной пристанью. В некотором удалении от города виднелись крестьянские наделы, тоже небольшие, не такие, как под Палмарисом. Дороги же просто представляли собой колеи от телег, ничего более.

Пони когда-то служила в береговой охране, в Пирет Талме, самой южной из трех крепостей, предназначенных для защиты Хонсе-Бира с моря. Пирет Вангард был, конечно, больше, чем сторожевая крепость, и все же Пони всегда представляла себе этот город чем-то вроде приморского Палмариса, с огромной крепостью и множеством улиц и домов. Каково же было ее удивление, когда принц Мидалис сказал, что во всем Вангарде, этих обширных, покрытых лесами землях, обитателей меньше, чем в Палмарисе. Как, учитывая все это, можно надеяться противопоставить что-либо Эйдриану, чью власть признал почти весь юг страны?

Когда отряд принца вошел в Пирет Вангард, Пони также бросилось в глаза, что у причалов нет кораблей — если не считать «Сауди Хасинты» капитана Альюмета, причем весь экипаж был на борту, а паруса развернуты, как будто судно вот-вот собиралось отчалить.

— Мы должны быть готовы быстро свернуть лагерь и выступить, как только погода улучшится, — заявил Мидалис, когда его спутники, среди которых были капитан Альюмет и аббат Хейни из Сент-Бельфура, расположились в большом помещении внутри башни, откуда открывался вид на гавань.