– Только крыса! – явно солгала Игнатьева.

Я опустила глаза в пол.

– Знаете, почему я к вам приехала? На днях скоропостижно от рака легких скончался Виктор Михайлович Ласкин. Он тоже получил бандероль с дохлой крысой, к ней прилагалась записка: «Настя Варенкина проклинает всех крыс». А еще там лежала стодолларовая банкнота. Когда происходят два похожих случая, дела объединяют в одно, понимаете?

Марина Степановна вцепилась в ручки кресла.

– Вы знаете? – прошептала она.

Я кивнула.

– Про украденный в купе поезда миллион долларов? Да.

Вдова сгорбилась.

– Это все Виктор. Игнат тогда читал диссертацию и вдруг услышал хрип.

Я откинулась на спинку кресла. Так, понятно: сейчас я услышу адаптированный вариант этой истории, но перебивать пожилую даму нельзя.

Игнат сразу понял, что попутчику плохо, и попытался оказать ему помощь. Но под рукой у молодого человека не было никаких лекарств, а примитивные реанимационные методы успеха не принесли. Чтобы помочь больному, Игнатьев расстегнул на нем рубашку, брюки, удивился, что сосед лег спать прямо в верхней одежде, не сменив ее на удобный спортивный костюм, и обнаружил пояс с карманами.

Аспиранту было не до любопытства, он старательно делал Варенкину массаж сердца, а вот привлеченный шумом Виктор, спрыгнув с верхней полки, моментально залез в один из карманов пояса и ахнул:

– Доллары! Здесь состояние!

Когда аспирант, сбегав к проводнице и вызвав «Скорую», вернулся в купе, Ласкин стал уговаривать его поделить деньги. Игнат сначала решительно отказался, нашел в вещах покойного его паспорт, переписал имя, отчество, фамилию и адрес несчастного в блокнот и сказал:

– Деньги принадлежат семье умершего, их надо отнести в милицию.

Виктор поднял Игнатьева на смех.

– Откуда у простого человека миллион? Он либо вор, либо валютчик. Никогда никто его родным тугрики не вернет – их или заберет государство, или растащат менты.

И аспирант дрогнул. Он недавно женился, жил вместе с родителями, жена не ладила со свекровью, дома постоянно тлел скандал. К тому же молодая женщина находилась на втором месяце беременности, и Игнатьев отлично понимал: после рождения младенца в небольшой «двушке» окажется уже пять человек, пеленки придется развешивать в крохотной кухне. О собственной жилплощади Игнату оставалось только мечтать. Думая исключительно о благе семьи, Игнат согласился поделить барыш и молчать об этом.

С Ласкиным он больше не встречался, ни телефонами, ни адресами попутчики обмениваться не стали, дружить они не собирались, каждый хотел побыстрее забыть о существовании другого.

Игнат ни копейки не потратил лично на себя. Он купил роскошную квартиру, дачу, остальное припрятал на черный день, для образования и воспитания детей.

Естественно, он рассказал о долларах Марине Степановне, а та сказала:

– Ты абсолютно прав. Варенкин, скорее всего, преступник. Эти деньги нам нужнее, чем государству.

Похоже, Игнатьев, несмотря на совершенное воровство, был совестливым человеком. Спустя некоторое время после случившегося его стала терзать бессонница, и аспирант потихоньку поехал к Раисе Варенкиной, понаблюдал за дамой издали, поболтал со старушками во дворе и выяснил: вдова живет в прежней многокомнатной квартире, она научилась водить автомобиль. Кроме того, у Варенкиной есть дача, она не выглядит ущемленной материально. Правда, в жизни Раи случилась трагедия, у нее умерла крохотная дочка: она расшалилась, побежала в подвал и там упала, разбила голову и скончалась.

Игнат выяснил, что малышка погибла после смерти Варенкина, и посчитал эти события никак не связанными между собой. Просто Раису жестоко наказала судьба, сначала отняв у нее мужа, затем дочь. Выходило, что Виктор Ласкин и жена Игнатьева оказались правы, Варенкин преступник, вор, и миллион у него отнюдь не последний, Раиса живет, ни в чем себе не отказывая. Если у богатого взять немножко, это не грабеж, а дележка!

Старательно оправдывая мужа, Марина Степановна схватила меня за руку.

– Поймите, всю свою жизнь Игнат делал добро. Он помог десяткам людей, вырастил замечательных специалистов, принес огромную пользу науке. Муж мучился из-за своего проступка, совершенного в юности. Но ведь он не ограбил сироту, не напал с оружием на человека, просто взял у умершего преступника уже не нужные ему деньги и использовал их на общее благо.

– Вор у вора дубинку украл, – буркнула я и мгновенно прикусила язык.

По счастью, вдова не расслышала брошенную мною по оплошности фразу, она продолжала оправдывать покойного мужа.