– А я Герман.

– Я... поняла, – выдавила я, чувствуя себя идиоткой.

– Ну что – вы, как я понимаю, местная жительница? Наверняка знаете Барсу лучше моего, – улыбнулся Герман. – Так что право выбора маршрута за вами.

Мне вдруг стало необыкновенно легко и свободно, как будто мы были знакомы много лет, а не полгода в Интернете. Я повела его в любимое кафе – там мы прощались с Марго, когда она улетала, там я всегда коротала время до поезда, приезжая в Барселону прогуляться.

Герман оказался ненавязчивым, умным и очень интересным. Рассказывал о своем бизнесе, о том, что дома, в России, у него остался сын – с женой они были в разводе, но Герман регулярно общался с мальчиком. Когда же он задал мне вопрос о том, чем занимаюсь я, мне вдруг стало не по себе. Действительно, чем? Живу, как растение – встала, поела, побродила... Кто я теперь? Уже не танцовщица, не тренер, никому не мать. Жена? Это лишь видимость – брак с Костей в последнее время стал номинальным. Мне даже казалось, что Костя может свободно привести в дом молоденькую любовницу, а я пройду мимо, даже не заметив. Я никогда не любила его, ухватилась в трудную минуту, как за спасательный круг. Нечестно... И вот за это теперь расплачиваюсь. Да, у меня есть все – но надо ли? Хочу ли я денег, нарядов, ярко-красный пошлый «Ягуар», на котором езжу? Нет. Я хочу таких простых вещей, как посиделки в кафе с Марго, возможность позвонить ей в любое время, приехать в Москву и оказаться в ее квартире, как возможность позвать ее к себе. Я хочу иметь рядом любимого мужчину, а не вечно недовольного чем-то армянского мачо, который на людях продолжает делать вид, что безумно любит меня, не дает шагу ступить, а наедине шипит и злобится за отсутствие детей. Какие дети? От кого? При всем этом Костя продолжал бешено ревновать меня к каждому встречному – а с этим в Бильбао не было проблем. Тамошние красавчики следили за мной взглядами – я была слишком не похожа на их женщин. Костя категорически запретил мне носить короткие юбки, обтягивающие майки, топы на бретельках, и я однажды всерьез попросила Артура привезти мне паранджу – чтобы была. Арик захохотал, оценив шутку, а Костя разозлился:

– Надо будет – на цепь посажу.

– Только попробуй! – зашипела я, с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться ему в лицо ногтями.

Рассказывать об этом Герману я не стала, уклончиво объяснила, что замужем, детей нет – и все.

Мы провели прекрасный день, гуляя по улочкам Барселоны и разговаривая. Тем было много – я давно не была в России, мне хотелось узнать, как там и что. Герман оказался прекрасным рассказчиком, расписывал все в подробностях. А потом вдруг спросил о танцах. И меня понесло... Я говорила, не умолкая, больше двух часов. Мы сидели на лавке под огромным платаном, и Герман, чуть удивленно подняв бровь, слушал мои излияния. Я рассказала ему все о танго, о своей любви к этому танцу, о том, что, только танцуя, могла чувствовать себя живой и счастливой, а теперь меня словно нет. Оболочка, тело – а души нет.

Он вдруг мягко улыбнулся, взял меня за руку и проговорил:

– А почему ты не хочешь попробовать здесь? Просто для себя, чтобы поддержать душевное равновесие? Ведь тут наверняка есть какие-то клубы.

– О чем ты говоришь? – усмехнулась я, прикусывая от досады губу. – Ты думаешь, мой муж позволит? Он запретил мне выступать еще в России – унес прямо с паркета, перекинув через плечо, как куль. И больше я никогда уже не надевала конкурсного платья, хотя еще около полугода тренировала детей в клубе. А здесь... я зависима от него, понимаешь? Я не могу встать и пойти куда хочу, не могу сделать то, что хочу. Я заложница, Герман. Заложница. Однажды сделала глупость и теперь расплачиваюсь.

Мне захотелось плакать. Герман помолчал, глядя куда-то вдаль, в самый конец платановой аллеи, а потом дотронулся до моей щеки пальцами:

– Послушай... а если я тебя увезу?

– Что?!

– Увезу. Заберу с собой. Ты не должна так жить, Маша. Ты еще молода, у тебя все может сложиться по-другому.

– Ты не понимаешь... у меня даже документов нет, я живу, как нелегальная эмигрантка.

– Это ерунда. Давай поступим так. Когда ты сможешь прилететь в Москву?

– Зачем?

– Маша, я задал вопрос.

– Не знаю. Хотя... если убедить Костю в том, что здешние врачи не помогают мне... Понимаешь, у меня была травма спины, теперь иногда немеет рука – я ничего не могу ею делать. Так вот... если мне удастся убедить его в том, что только в Москве... Тогда я смогу прилететь через месяц-два.

Сказав это, я вдруг подумала: черт, куда я ввязываюсь? В какую авантюру? Ведь я ничего о нем не знаю, может, он мошенник, торговец людьми, бандит – да мало ли? Но, с другой стороны, возможно, это мой единственный шанс вырваться от Кости – а уж в России я разберусь.

Я проводила Германа на поезд, дождалась своего и вернулась в Бильбао в прекрасном настроении. Однако перед самым домом натянула на лицо трагическую маску и напустила на себя вселенскую скорбь. Костя был дома – сидел у бассейна и просматривал бумаги. Увидев меня, отложил их:

– Что с тобой?

– У меня проблемы со здоровьем...

– Серьезно? – В его тоне послышалась искренняя забота, и мне даже стало стыдно за обман.

– Да... доктор сказал, что ничем помочь не может.

– И что делать?

– Ты помнишь того профессора в Москве, к которому я обращалась как-то?

– Ну, – нетерпеливо подстегнул муж, отпивая минералку из высокого стакана.

– Так вот... если бы была возможность показаться ему снова... но...

Я все рассчитала верно: для Кости, как для яркого представителя своей нации, слово «невозможно» было красной тряпкой. Возможно все – вопрос только в цене.

– Значит, так. – Он легонько хлопнул рукой по столешнице, как делал всегда, приняв окончательное решение. – Завтра Гоша повезет твои документы в посольство, оформит визу. Поедешь в Москву, покажешься этому профессору.