Но с возрастом слух, говорят, портится; и дедова рубаха замелькала далеко между деревьями. Санька бросился вдогонку. Вскоре он с удивлением отметил, что, хотя старый хрыч еле тащился, расстояние между ними нисколечко не уменьшалось. Вот дед зашел за березку и... не вышел. Санька обежал вокруг дерева три раза, но никого не обнаружил; вытер вспотевший лоб и вдруг снова увидел впереди знакомую сутулую фигуру.

– Так. Снова чудеса. Теперь мне какое-то чучело еловое голову морочит. Дудки. Делать больше нечего, как по лесам за ним скакать.

Санька развернулся в обратную сторону, прошел несколько шагов и... снова наткнулся на старика.

– Что это я, похоже, круг сделал? Назад.

Но уйти от деда, так же как и догнать его перед этим, не удавалось. Противный старикашка постоянно появлялся перед самым носом. Санька снова начал заводиться, но, представив эту игру в догонялки со стороны, рассмеялся и с самым безмятежным видом уселся на поваленное дерево.

Дед потоптался еще немного на месте, а затем, поняв, что на него больше не обращают никакого внимания, стал медленно, кругами, приближаться. Было видно, как его распирает любопытство.

– Чего уселся-то?

– С зайцами наперегонки бегай, если тебе больше делать нечего, а то мельтешишь, аж в глазах рябит. Так что лучше передохну чуток – все полезней, чем за тобой гоняться.

– Дык все гоняются. Ты знаешь, какой я для всех нужный. Я ведь потаенные места знаю, где клады хранятся. А тебе что, золота аль серебра не надобно?

– А у тебя есть?

– А ты думал! – радостно воскликнул дед и тут же спохватился: – Конечно, не столько, сколько люди болтают. Так, самую малость.

– Можешь себе оставить, оно меня сейчас меньше всего интересует. Ты лучше скажи, как отсюда выбраться?

– А волшебное слово?

Санька слегка опешил и хотел сказать, что с волшебным словом сам бы дорогу влегкую нашел, но тут до него дошло, о чем речь, и он добавил:

– Пожалуйста.

– Эх, молодежь, молодежь, – протянул старичок и, прищурив левый глаз, выпалил: – Что-то кушать хочется. Не угостишь ли старого человека черствой корочкой?

От этого вопроса Санька даже сморщился. Поесть бы он был и сам не прочь, но в котомке от всей еды, что он успел прихватить у Яги, оставалась только горбушка хлеба, а шагать еще было невесть сколько. Он еще немного покряхтел, пару раз почесался, затем встал и решительно вытащил хлеб:

– Держи.

– Сам-то как?

– Я прямо перед тобой такой же кусок съел, – соврал Санька. – Опять же, вон за теми кустами землянику видел. – И он отошел в сторону, делая вид, словно что-то ищет под ногами.

Дед, занятый едой, закивал в ответ. Управившись с горбушкой, он смахнул крошки с ладошки в рот, причмокнул два раза и, насмешливо глядя, произнес:

– А землянике не сезон уже. Отошла она, родимая.

Санька прислушался к глухому бормотанию у себя в животе и, помедлив, согласился:

– Не сезон.

– Ты же сначала не хотел давать хлеба-то.

– Не хотел.

– А чего передумал?

– Кто его знает. Начну потом сам себя накручивать. А оно мне надо? Стресс укорачивает жизнь. В газетах про это очень хорошо сказано.

Дед пропустил мимо ушей странное слово «газеты». Он сидел, задумчиво глядя вверх.

– От природы оторвались, – наконец произнес он.

– Ну, старый, придумаешь тоже, – хмыкнул Санька. – Какая еще природа? Она же несознательная.

– Много ты понимаешь. – Глаза у деда сделались озорными. – Я сюда сейчас медведя позову. Вот у вас поговорка есть: «медведь на ухо наступил». А косолапый знаешь какие мелодии на расщепе выводит – заслушаешься. Сядь и смотри, только не дергайся.

– Верю, верю! – замахал руками Санька. Только Топтыгина ему не хватало для полного счастья.

– Не хочешь, как хочешь. Сам-то есть будешь?

– Перебьюсь. У нас люди специально голодают, чтобы здоровее быть.

– Не. Может, у вас и голодают, а у нас так не принято гостей встречать.

И словно из-под земли на ближайшем пеньке появилось лукошко, полное спелых ягод.

– Так ведь не сезон.

– Кому не сезон, а кому мать родная.

Санька не заставил долго упрашивать себя и навалился на ягоды, вмиг опустошив корзинку.

– Спасибочки за угощение. Хотя странно как-то: ты у меня поесть просишь, а у самого еды навалом. Скучно, что ли, стало? В лесу, наверно, давно живешь?

– С самого рождения. Леший я.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Санька. – И как я сразу не догадался. Мужичок-боровичок, он же Лесовик, он же Дедок. Вредный дед, который незадачливых путников по лесу водит, голову им морочит, а они в самые дебри попадают и бесследно исчезают.

– Чур меня, чур меня, – всполошился Леший. – Кто тебе всей этой ерунды понарассказывал?