Света лишь лукаво улыбнулась. А Марату принесли салат, маленькую рыбку и пошло. Официант подносил: шампиньоны, королевскую креветку, запеченных устриц, каракатицу, большую рыбину, простые креветки...

– Светка, не могу больше.

– Я знала, что мне придется тебе помочь. – Света торжественно клала куски себе на тарелку. – Ты не дал мне утонуть, я не дам тебе умереть от обжорства. Мы квиты.

К ужину она удачно нарисовала лицо, соорудила на голове художественный беспорядок, надела воздушное платье. Это на завтрак можно являться в костюме пациента из дурдома, набил желудок и вали за впечатлениями, девиз ужина – расслабься и получи удовольствие. На ужин положено одеваться, так что Света не для Марата старалась.

– Отпадно выглядишь! – восхитился он.

Приятно слышать, Света гордо вошла в ресторан. Но эти бабы! Вот и Герман на бабе попался. Света потребовала купить бутылку «Камандарии» – вино не входит в счет. Выпил вина и Марат, затем начал обслуживать танцами старух всех мастей. Интересно, зачем тогда она взбивала волосы и красила физиономию? Света глотала красное и душистое вино, не замечая вкуса.

– Тебе не много? – спросил Марат, вернувшись и повертев бутылку.

– Расслабься, – махнула рукой она и выпила бокал залпом.

Наконец и ее пригласил француз. Поначалу она танцевала скромно, а потом... Редкие пары и те вынуждены были расступиться. Света будто в экстаз впала – вертелась, извивалась, подпрыгивала, как дикарка у костра. Партнер лишь пританцовывал, пожирая ее глазами.

– Девчонка прелесть, – услышала она по-английски.

Отзыв подстегнул, Света разошлась... Эх, музыка кончилась! Но заслуженные аплодисменты она получила! Распаренная и возбужденная, вернулась за столик, потянулась к бутылке. Вот теперь она наслаждалась прекрасным вином, пила по глоточку, глядя с удовлетворением на мрачного Марата. Вдруг он схватил ее за руку, потащил к выходу с выражением Джека-потрошителя.

– Я не хочу уходить! – тормозила Света. – Оставь меня! Я не хочу!..

За дверьми ресторана он прижал ее к стенке в темном углу и прошипел:

– А я хочу!

Минуты через две (пьяная ведь) до нее дошло, что он целует ее и... ей это нравилось, она ощущала себя победительницей. Потом целовались в прозрачном лифте и плевать, что их видел весь отель, потом в номере... Чемодан и сумка были сброшены на пол...

Утром Света водила глазами по номеру, выпятив нижнюю губу. Это называется – допилась. Глаза задержались на фотографиях отца и Егора. Осуждают? Папа – неизвестно, а Егор точно осуждает. Стараясь не разбудить Марата, Света высвободилась из его рук, легла на бок и уставилась на человека, которого, в сущности, не знает. Какой он, Марат? Был ее нянькой, другом, товарищем, теперь стал этим... мужем (дурацкое слово). Почти три месяца она видела его каждый день, не находила привлекательным, но умным – да, заботливым – тоже. Так случилось, что после смерти папы она не виделась с подругами и друзьями – их заменил Марат. Но ведь у него тоже была своя жизнь. Какая? Есть же у него друзья, кто они? А увлечения? Света ничего об этом не знает. Откуда-то изнутри поднимался внутренний голос, безжалостно обвиняя: ты эгоистка, Марат тебе не нужен, но в нем нуждались другие, вот ты вчера и постаралась забрать свое, предательница, Егора нет всего ничего, а ты уже с другим. Света растерялась и заплакала. Потянулся и проснулся Марат. Она поспешно отвернула лицо, но поздно. Он приподнялся на локтях:

– Света, ты плачешь, потому что мы...

– Нет, – поспешила заверить она. – Просто я плачу... Не знаю почему.

Он рассмеялся и обнял ее, целовал. А ей еще и стыдно. Дело не в том, что на ней и Марате нет ни одной нитки, а просто... потому что стыдно, – так ответила бы Света.

– Не плачь, самое страшное позади, – шептал на ухо Марат. – Света, я тебя люблю...

Через час он одевался, а она лежала.

– Светильда, одевайся, я голоден, как лев. Позавтракаем где-нибудь, заодно пообедаем.

– Ты иди и... подожди меня внизу.

– Что-нибудь не так? – На лице Марата обозначилось беспокойство.

– Все так. Мне чуточку нужно... одеться.

– Через полчаса поднимусь сюда.

Он чмокнул ее в щеку и скрылся за дверью. Света осталась одна. Лежала минут пятнадцать, глядя на фотографии. Резко подскочив, оделась за минуту. Подойдя к снимкам, сказала вслух:

– Папа, я всегда буду помнить тебя. Егор... прости.

И убрала их в сумочку. Последний взгляд – в зеркало. Выдернула рубашку из шорт, завязала на узел под грудью, расстегнула пуговицы до узла. Очень ей идет. И ринулась вниз. Марат ждал на скамье у бассейна, завидев бегущую Свету, раскинул в стороны руки, она повисла на нем и задохнулась: «Какой ужас, я счастлива!!!»

То потрясение, которое испытал Герман, подглядывая за Беллой, выбило его из колеи напрочь. Крыша съехала набекрень, когда заново просмотрел кассету утром, выпроводив глупую и красивую мартышку, не знавшую, что оригинал до сих пор у него. Послав дела к черту, он переписал на чистую кассету опусы Мишки и отвез оригинал его жене Зое. Кассету с «убитыми» эпизодами оставил на видном месте для Беллы, посетовав однажды, что случайно нажал на клавишу и стер.

– Возьми у Михасика, – посоветовала она, невинно глядя на Германа.

– Угу. Впрочем, там смотреть не на что, кроме как на тебя.

Каково? «Возьми у Михасика!» Все ясно? Но Герман хотел удостовериться, не поленился съездить к Мишке, мол, запись полетела, дай опять.

– Да ты знаешь, – почесывал плешивый затылок Михасик, – пацаны мои, видно, напортачили. Глянь, пустая. Я сам не успел посмотреть. Вот заразы!

«Ого! Здесь Белла поработала монументально, – усмехнулся про себя Герман. – От шедевра документального кино остались ошметки, а я ее почти любил». Наврав ей, что уезжает на пару дней, Герман засел за телик и... ни хрена там не увидел! Именно тот факт, что криминала не обнаруживал ни в Белле, ни в окружавших ее людях заставлял его пересматривать эпизоды с ней по сотому кругу. Ведь что-то там есть! Что?