Вс женщины на этотъ разъ истребляли чай и крендели безъ всякаго милосердія и пощады, къ великому ужасу старика Уэллера, который, несмотря на толчки и предостерегательные знаки Самуэля, озирался во вс стороны съ выраженіемъ очевиднйшаго изумленія на своемъ лиц.

— Самми, другъ мой, — шепталъ м-ръ Уэліеръ, — если всмъ этимъ бабамъ не нужно будетъ завтра вьщдить по фунту крови, то не называй меня своимъ отцомъ, — вотъ все, что я скажу. Эта старуха, что сидитъ подл меня, отхватываетъ, кажись, тринадцатую чашку. Лопнетъ, мой другъ, ей Богу лопнетъ.

— Замолчи, пожалуйста, — пробормоталъ Самуэль.

— Самми, — шепнулъ м-ръ Уэллеръ посл минутнаго молчанія, — помяни мое слово, мой другъ: если этотъ секретарь сожретъ еще два-три бутерброда, черезъ пять минутъ его хлопнетъ параличъ, или я больше не отецъ твой.

— Молчи, старикъ. Какая теб нужда?

— Послушай, однакожъ, другъ мой Самми, — если они черезъ пять минутъ не прекратятъ этой потхи, я принужденъ буду, изъ любви къ человчеству, перебить y нихъ вс чашки и стаканы. Вотъ эта молодая женщина, что сидитъ на передней скамейк, проглотила полторы дюжины чашекъ. Смотри, смотри, y ней ужъ и глаза закатываются подъ лобъ.

Легко могло статься, что м-ръ Уэллеръ старшій привелъ бы въ исполненіе свой филантропическій планъ, еслибъ черезъ минуту большой шумъ, произведенный отбираніемъ чашекъ и стакановъ, не возвстилъ о благополучномъ окончаніи чайной церемоніи. Когда вслдъ затмъ зеленый столикъ выдвинули на средину залы, — передъ публикой, задыхаясь и откашливаясь, выступилъ небольшой человчекъ въ срыхъ панталонахъ и съ плшивой головой. Онъ учтиво раскланялся на вс стороны и, приложивъ руку къ сердцу, произнесъ пискливымъ дискантомъ слдующее воззваніе:

— Милостивыя государыни и государи, я долженъ, съ вашего позволенія, выдвинуть изъ вашей среды достопочтеннаго Антона Гомма на президентское кресло.

Это послужило знакомъ, что вечернее засданіе открылось. Дамы дружно замахали батистовыми платочками, и небольшой плшивый человкъ буквально выдвинулъ м-ра Гомма на президентское кресло, вытащивъ его за плеча и посадивъ передъ зеленымъ столикомъ на табуретку изъ краснаго дерева. Дамы снова замахали батистовыми платочками и нкоторыя даже взвизгнули отъ полноты душевнаго восторга, когда увидли на своемъ обычномъ мст достопочтеннаго президента. М-ръ Гоммъ, толстенькій, круглолицый мужчина въ длиннополомъ сюртук, поклонился и сказалъ.

— Привтствую васъ, братья мои и сестры, отъ всего моего сердца и отъ всей души (громкія рукоплесканія)! Считая для себя лестной честью довріе, которымъ вы удостоивали меня до сихъ поръ, я долженъ вамъ объявить, что секретарь нашъ будетъ имть удовольствіе прочитать передъ вами донесеніе о текущихъ длахъ нашего общества за прошлый мсяцъ.

При этомъ объявленіи, батистовые платочки послужили опять выраженіемъ единодушнаго восторга. Секретарь чихнулъ, откашлянулся приличнымъ образомъ, посмотрлъ на дамъ умильными глазами и началъ читать слдующій документъ:

"Отчетъ комитета кирпичнопереулочнaго общества соединенныхъ друзей умренности, трезвости и воздержанія, за истекшій мсяцъ.

"Комитетъ нашъ въ прошедшемъ мсяц продолжалъ съ неослабною дятельностью заниматься своими благонамренными трудами на пользу человчества, и въ настоящемъ случа иметъ честь съ неизрченнымъ удовольствіемъ включить въ свой ежемсячный рапортъ слдующія добавочныя статьи:

"1. Гильдебрантъ Уокеръ, портной, женатый человкъ съ двумя дтьми. Когда дла его процвтали, онъ имлъ, по своему собственному признанію, постоянную привычку пить портеръ и крпкое пиво, да сверхъ того, въ продолженіе двадцати лтъ, онъ раза по два въ недлю употреблялъ особый напитокъ, извстный y пьяницъ подъ гнуснымъ названіемъ "песьяго носа" и который, какъ оказалось по разысканіямъ комитета, состоитъ изъ горячаго портера, свекловичнаго сахара, джина и мускатнаго орха (Стоны и всхлипыванія на дамской половин. Нкоторыя прерываютъ чтеца восклицаніями, — такъ точно, такъ точно!). Теперь нтъ y него ни работы, ни денегъ, и это, какъ онъ думаетъ, произошло отъ излишняго употребленія портера или отъ потери правой руки. Достоврно во всякомъ случа, что еслибъ онъ всю свою жизнь не употреблялъ ничего, кром свжей воды, товарищъ его по ремеслу не пронзилъ бы его заржавленной иголкой и, такимъ образомъ, при воздержномъ поведеніи онъ сохранилъ бы въ цлости свою правую руку (громогласныя рукоплесканія). Гильдебрантъ Уокеръ не пьетъ теперь ничего, кром воды, и, по собственному своему признанію, никогда не чувствуетъ жажды (единодушный восторгъ).

"2. Бетси Мартинъ, вдова, иметъ одинъ только глазъ и одного ребенка. Ходитъ стирать поденно блье и мыть на кухняхъ столовую посуду. Никогда не помнитъ себя съ обоими глазами, но утверждаетъ, что мать ея употребляла въ чрезмрномъ излишеств пагубный напитокъ, извстный подъ именемъ "утшеніе въ нищет" и который y безсовстныхъ погребщиковъ продается по пяти шиллинговъ за бутылку; посему весьма не мудрено, заключаетъ Бетси, что она окривла еще въ младенческихъ лтахъ, чего бы, безъ сомннія, не случилось, еслибъ мать ея воздерживалась отъ спиртуозныхъ веществъ. Прежде она зарабатывала въ день восемнадцать пенсовъ, пинту портера и рюмку джина; но съ той поры, какъ Бетси Мартинъ присоединилась къ нашему обществу, къ дневному ея заработку присоединяется шесть пенсовъ и три фартинга, которые охотно выдаются ей вмсто джина и пива".

Извстіе объ этомъ послднемъ факт было встрчено съ оглушительнымъ энтузіазмомъ. Нкоторыя изъ дамъ приставили къ своимъ глазамъ батистовые платочки. Секретарь продолжалъ:

"3. Генрихъ Беллеръ исправлялъ нсколько лтъ офиціантскую должность при публичныхъ обдахъ, и все это время употреблялъ въ большомъ количеств иностранныя вина. Не можетъ сказать наврное, сколько онъ уносилъ къ себ бутылокъ отъ каждаго обда, но ручается, что вино, содержавшееся въ нихъ, выпивалъ аккуратно. Чувствуетъ упадокъ силъ, дрожаніе въ членахъ и меланхолію въ душ, сопровождаемую постоянной жаждой, что, по его собственному сознанію, есть послдствіе горячительныхъ напитковъ. Генрихъ Беллеръ теперь безъ должности и не употребляетъ больше ни по какому поводу ни одной капли иностранныхъ винъ (громкія рукоплесканія).