Джентльменъ особенно смотрлъ на Флоренеу, и когда гуляющее общество остановилось, онъ раскланялся сперва съ ней, a потомъ привтствовалъ сэра Барнета и леди Скеттльзъ. Флоренса никакъ не могла припомнить, видла ли когда это лицо, и какъ скоро джентльменъ подъхалъ къ ней ближе, она невольно отступила назадъ.

— Не бойтесь. Моя лошадь очень смирна, увряю васъ, — сказалъ джентльменъ.

Но Флоренса испугалась не лошади. Въ самомъ всадник было что-то такое, что какъ будто ее кольнуло и заставило отступить.

— Я, конечно, имю удовольствіе говорить съ миссъ Домби? — сказалъ джентльменъ съ любезной улыбкой.

Флоренса поклонилась.

— Мое имя Каркеръ. Больше, кажется, мн не нужно рекомендовать себя, чтобы быть представленнымъ миссъ Домби. Каркеръ.

День былъ жаркій, но Флоренса почувствовала странную дрожь, пробжавшую по ея тлу. Она представила м-ра Каркера своему обществу.

— Прошу извинить, — сказалъ м-ръ Каркеръ, — тысячу разъ; но я завтра поутру отправлюсь къ м-ру Домби, въ Лемингтонъ, и если вамъ, мисеъ, угодно дать мн какое порученіе, я почту себя совершенно счастливымъ.

Сэръ Барнетъ немедленно сообразилъ, что Флоренс надо писать, и предложилъ окончить прогулку, приглашая м-ра Каркера на дачу отобдать. М-ръ Каркеръ, къ великому несчастью, уже далъ слово обдать въ другомъ мст, но, ежели миссъ Домби желаетъ писать, онъ съ удовольствіемъ готовъ ждать сколько угодно. Представивъ это извиненіе съ любезнйшей улыбкой, м-ръ Карксръ нагнулся, чтобы погладить шею лошади, и Флоренса въ эту минуту разслышала, или, правильне, разглядла въ его взор слдующія три слова: "О корабл никакого слуху!»

Бдная двушка съ крайнимъ испугомъ отскочила отъ всадника, который въ эту минуту выставилъ вс свои зубы, и трепещущимъ голосомъ проговорила, что не намрена писать къ отцу.

— Можетъ быть, вамъ угодно, миссъ Домби, послать что-нибудь? — сказалъ зубастый всадникъ.

— Нтъ, благодарю васъ. Мн нечего посылать, кром… кром моей любви.

Несмотря на ужасную взволнованность, Флоренса подняла на него выразительный, умоляющій взоръ, въ которомъ нетрудно было прочесть просьбу о пощад, такъ какъ всякое сношеніе между ею и отсутствующимъ отцомъ выходило изъ круга обыкновенныхъ вещей. М-ръ Каркеръ улыбнулся, отвсилъ низкій поклонъ и, снабженный комплиментами отъ сэра Барнета и леди Скеттльзъ къ м-ру Домби, поскакаль назадъ, оставивъ самое благопріятное впечатлніе въ превосходительныхъ сердцахъ. Флоренса между тмъ продолжала дрожать, какъ въ лихорадк, и сэръ Барнетъ, не чуждый народныхъ суеврій, заключилъ, что, вроятно, въ эту минуту проходилъ кто-нибудь по ея будущей могил. М-ръ Каркеръ еще разъ оглянулся изъ-за угла, поклонился и поскакалъ во весь опоръ… вроятно, на будущую могилу Флоренсы.

Несмотря на твердое намреніе чуть свтъ сняться съ якоря, капитанъ Куттль не прежде, какъ въ шесть часовъ, проснулся въ своей кают посл того достопамятнаго вечера, когда онъ наблюдалъ черезъ окно, освщенное лампой, дядю Соломона за его письменнымъ столомъ, вмст съ деревяннымъ мичманомъ на прилавк и Благотворительнымъ Точильщикомъ, возившимся около своей постели за тмъ же прилавкомъ. Зато теперь капитанъ пробудился и тломъ, и душой. Сидя на постели, онъ озирался вокругъ комнаты и протиралъ свои глаза съ какимъто особеннымъ неистовсівомъ, какъ будто отъ нихъ теперь требовалась чрезвычайная услуга. Случай необыкновенный. Передъ особой капитана лицомъ къ лицу, задыхаясь отъ усталости, стоялъ Робъ Тудль, съ раскраснвшимися щеками и выпученными глазами, блиставшими самымъ яркимъ свтомъ.

— Ура! — проревлъ капитанъ. — Что новаго?

Но когда Робъ хотлъ отвчать, капитанъ вепремъ спрыгнулъ съ постели и рукою зажалъ ему ротъ.

— Погоди, любезный, плгоди, — сказалъ онъ, — не говори покуда ни слова.

Затмъ капитанъ повернулъ постителя налво кругомъ въ другую комнату, и, скрывшись самъ на нсколько минутъ, воротился въ синемъ камзол, подошелъ къ шкапу, налилъ дв рюмки водки и подалъ одну Благотворительному Точильщику. Потомъ, опорожнивъ собственную рюмку, капитань приложился спиною къ стн, какъ будто хотлъ на всякій случай предупредить возмзжность опрокинуться навзничь и, обративъ глаза на Точильщика, скомандовалъ довольно ршительнымъ тономъ:

— Ну, теперь отваливай, дружокъ, отваливай!

— Вы хотите, чтобы я говорилъ? — спросилъ Робъ, озадаченный капитанскими приготовленіями.

— Да, начинай.

— Мн почти нечего разсказывать, капитанъ. Вотъ вамъ!

Робъ показалъ связку ключей. Капитанъ, еще плотне прислонившись къ стн, бросалъ поперемнно взгляды то на ключи, то на Точильщика.

— Вотъ вамъ еще, — продолжалъ Робъ.

Тутъ онъ вынулъ запечатанный пакетъ, на который каиитанъ посмотрлъ съ такимъ же вниманіемъ, какъ и на ключи.

— Вставши сегодня въ пять часовъ, — продолжаль Робъ, — я нашелъ вс эти вещи на своей постели. Двери въ магазинъ были отперты, и м-ръ Гильсъ отошелъ…

— Какъ?! умеръ?! — проревлъ капитанъ, поблднвъ какъ смерть.

— Не умеръ, a исчезъ, — возразилъ Точильщикъ.

— Исчезъ?

— Скрылся изъ магазина, неизвстно куда.

Капитанъ заревлъ такимъ неистовымъ голосомъ и съ такою быстротою ринулся отъ стны, что бдный Точильщикъ, вооруженный ключами и пакетомъ, поспшилъ забиться въ противоположный уголъ.