Немедленно вбжали въ комнату маленькіе Макъ Стингеры и обвились вокругъ шеи капитана съ полнымъ довріемъ, котораго онъ такъ мало заслуживалъ. Эти ласки острымъ кинжаломъ вонзились въ капитанское сердце. Взглядъ Александра Макъ Стингера, его любимца, былъ для него невыносимъ; a голосъ Юліаны Макъ Стингеръ, вылитой матери, приводилъ его въ судорожный трепетъ, какъ отчаяннаго труса.

За всмъ тмъ капитанъ довольно сносно сохранилъ наружное спокойствіе и часа два провозился съ дтьми такимъ образомъ, какъ будто самъ былъ нжнымъ отцомъ семейства. Онъ сажалъ ихъ на колни, обнималъ, цловалъ и былъ столь снисходителенъ, что нимало не разсердился, когда маленькіе шалуны нанесли значительное поврежденіе лощеной шляп, усвшись на ней, какъ на гнзд. Наконецъ, когда капитанъ разстался съ этими херувимчиками, душой его овладла такая лютая тоска, какъ будто бы его приговорили къ вислиц.

Во мрак ночной тишины капитанъ уложилъ и заперъ свое тяжелое имущество въ шкапъ, намреваясь его оставить тутъ, по всей вроятности, навсегда. Изъ легкихъ вещей онъ сдлалъ узелъ и положилъ его подл себя, совсмъ готовый къ побгу. Ровно въ полночь, когда Карабельная площадь была погружена въ глубокій сонъ, и м-съ Макъ Стингеръ убаюкалась въ сладкомъ забвеніи съ своими птенцами, преступный капитанъ, прокрадываясь въ темнот на цыпочкахъ, отворилъ дверь и… пустился бжать во весь опоръ.

Преслдуемый образомъ м-съ Макъ Стингеръ, вскочившей съ постели и гнавшейся за нимъ въ своемъ ночномъ туалет, преслдуемый также живымъ сознаніемъ огромности преступленія, капитанъ ни разу не перевелъ духу на разстояніи между Корабельной площадью и магазиномъ инструментальнаго мастера. Нырнувъ въ комнату — Точильщикъ не спалъ — онъ тотчасъ же приказалъ запереть двери желзными засовами, и мало-по-малу началъ приходить въ себя.

— Уфъ, замучился, — пыхтлъ капитанъ, — уфъ!

— Разв была погоня, капитанъ? — спросилъ Робъ.

— Нтъ, нтъ! — отвчалъ капитанъ, измнившись въ лиц и прислушиваясь къ шороху шаговъ на улиц. — Только вотъ что, любезный: если придетъ сюда какая женщина, кром тхъ двухъ, что были здсь при теб, и станетъ спрашивать про капитана Куттля, отвчай всегда, что ты ничего не знаешь и даже не слыхалъ никогда о капитан съ такой фамиліей. Помни это хорошенько.

— Не забуду, капитанъ.

— А, пожалуй, ты можешь сказать, что читалъ въ газетахъ объ отплытіи какого-то Куттля въ Австралію вмст съ шайкой эмигрировавшихъ сорванцовъ, которые поклялись никогда не возвращаться въ Европу.

— Слушаю, капитанъ, — отвчалъ Робъ, мучимый ужасной звотой.

— Если будешь уменъ и въ точности исполнишь вс мои приказанія, — продолжалъ капитанъ, — я устрою тебя такъ, какъ теб не грезилось. Ступай теперь, спи, a я уберусь въ Соломонову спальню.

Что капитанъ вытерплъ на другой день при каждомъ появленіи передъ окнами женскихъ шляпокъ или какъ часто выскакивалъ онъ изъ магазина на чердакъ для избжанія мнимыхъ м-съ Макъ Стингеръ, описать невозможно. Когда, наконецъ, эти средства самосохраненія оказались слишкомъ тягостными, капитанъ завсилъ извнутри стекляную дверь между магазиномъ и гостиной, прибралъ ключъ къ замочной скважин и сдлалъ въ стн крошечное отверстіе для тайныхъ наблюденій. Выгоды такого укрпленія очевидны. Лишь только появлялась враждебная шляпка, капитанъ мигомъ вбгалъ въ свою крпость, запиралъ дверь и приставлялъ глазъ къ едва замтной щели. Убдившись, что тревога была фальшивая, онъ опять входилъ въ магазинъ. A такъ какъ шляпокъ мимо оконъ прошло безсчетное число и каждая вызывала фалынивую тревогу, то и оказалось, что капитанъ весь этотъ день только вбгалъ и выбгалъ.

При всемъ томъ капитанъ ухитрился найти досугъ для обозрнія товаровъ въ магазин, и Робъ долженъ былъ вычистить, и выхолить каждую вещь до возможной степени совершенства. Потомъ капитанъ, къ великому изумленію проходящей публики, разставилъ по окнамъ наудачу боле привлекательные предметы и прибилъ на нихъ ярлычки съ обозначеніемъ цнности, отъ десяти шиллинговъ до пятидесяти фунтовъ стерлинговъ.

Совершивъ вс эти улучшенія, капитанъ, окруженный инструментами, почувствовалъ себя очень ученымъ и, когда наступила ночь, онъ, передъ отправленіемъ на чердакъ въ Соломонову сиальню, закурилъ трубку и принялся черезъ потолочное окно, смотрть на звзды съ видомъ астронома, имющаго въ нкоторомъ род права собственности на небесныя свтила. Онъ началъ также, подобно всмъ коммерческимъ людямъ Сити, принимать постоянное участіе въ лорд мер, во всхъ чиновникахъ городской думы и въ торговыхъ компаніяхъ, вслдствіе чего онъ каждый день забгалъ на биржу справляться насчетъ повышенія и пониженія курсовъ, хотя, при всемъ знакомств съ правилами навигаціи, никакъ не могъ понять, что значили таинственныя цифры и особенно эти безчисленныя дроби, отъ которыхъ, наконецъ, онъ вовсе отказался. Немедленно по вступленіи во владніе деревяннымъ мичманомъ, онъ отправился къ Флоренс съ чудными встями о дяд Сол; но, къ несчастію, не засталъ ея дома.

— Тутъ нечего и толковать, сэръ, — сказалъ майоръ, — пріятель друга моего Домби долженъ быть и моимъ пріятелемъ. Радъ васъ видть, м-ръ Каркеръ.

— Майоръ Багстокъ оказалъ мн, Каркеръ, весьма важную услугу, — замтилъ м-ръ Домби, — я чрезвычайно обязанъ майору за его общество и любезность.

М-ръ Каркеръ, главный приказчикъ, только что пріхалъ въ Лемингтонъ. Представленный майору, онъ сгоялъ со шляпою въ рукахъ, раскланиваясь очень вжливо и выставляя напоказъ оба ряда блыхъ какъ снгъ зубовъ.

— Надюсь, сэръ, — сказалъ м-ръ Каркеръ, обращаясь къ майору, — вы позволите поблагодарить васъ отъ всего сердца за благодтельную перемну, произведенную вами въ достоночтенной особ моего начальника.

— Э, помилуйте! — возразилъ майоръ, — что за счеты, м-ръ Каркеръ? Тутъ дло взаимное: рука руку моетъ. A насчетъ вашего начальника, сэръ, — продолжалъ майоръ, значительно понизивъ голосъ, такъ однако же, чтобы м-ръ Домби не проронилъ ни одного звука, — это, скажу я вамъ, великій человкъ! Его нравственная натура такъ устроена, что онъ не можетъ не возвышать своихъ друзей. Совершенствовать и укрплять своихъ ближнихъ на пути моральнаго развитія — таково, государь мой, назначеніе геніальной натуры м-ра Домби!

— Вы предупредили мою мысль, майоръ. Я самъ всегда точно такъ же думалъ о м-р Домби. Вы совершенно постигли эту возвышенную натуру.

— Тенерь, м-ръ, позволые рекомендовать вамъ себя. Для всякаго другого я — майоръ Багстокъ; но для друга моего Домби, а, слдовательно, и для васъ, я — просто старикашка Джой, крутой, прямой, тугой и всегда до нельзя откровенный съ близкими людьми. Такъ и думайте обо мн, м-ръ Каркеръ. Къ вашимъ услугамъ, сзръ.

М-ръ Каркеръ продолжалъ раскланиваться, и въ каждомъ зуб его просіяло глубокое удивленіе къ прямот, тугот, простот огкровеннаго и проницательнаго Джоя.