Переправа через Волгу оказалась нелегкой. Подожженная белогвардейцами баржа с хлебом и пожары в городе озаряли реку. Белогвардейская артиллерия вела огонь по правому берегу. Но все же дивизия форсировала Волгу и продвинулась почти до Мелекесса.

Тем временем отступавшие из-под Казани чехословацкие части и отряд Капеля выходили на Волго-Бугульминскую железную дорогу. На помощь симбирской группировке противника спешили резервы из глубокого тыла. Белогвардейцам удалось вынудить Симбирскую Железную дивизию перейти к обороне.

Войска 1-й Революционной армии были чрезвычайно переутомлены. Однако Михаил Николаевич не находил возможным приостановить наступление. Он обращается к главкому с предложением: перебросить под Симбирск на пароходах часть сил 5-й армии и, высадив десанты – один в районе Старая Майна, другой в Красном Яру, – обойти противника, окружить и уничтожить его.

Предложение М. Н. Тухачевского было принято, главком отдал соответствующий приказ. Однако части 5-й армии действовали крайне медленно и подошли с флотилией к Симбирску только 24 сентября.

Белогвардейцы оказались отброшенными далеко на Восток, к Бугульме. С этого времени уфимское направление передается 5-й армии. Симбирская же Железная дивизия готовится к Сызрано-Самарской операции.

22 сентября Михаил Николаевич вызвал меня в Симбирск для разработки плана наших дальнейших действий.

Сызрано-Самарская операция была несколько сложнее Симбирской. В Симбирской активно действовала только Железная дивизия, а в Сызрано-Самарской приняли участие все три дивизии 1-й Революционной армии, переданная в полное распоряжение М. Н. Тухачевского Вольская дивизия, подчиненные ему же лишь в оперативном отношении два полка Самарской дивизии и часть Волжской военной флотилии.

Главный удар по сызрано-самарской группировке противника наносили Инзенская и Пензенская дивизии.

Возложив на меня окончательное закрепление нашего успеха в районе Симбирска и все хлопоты по передаче уфимского направления 5-й армии, Михаил Николаевич сразу же выехал в Инзенскую. Он, как и В. В. Куйбышев, с большим уважением относился к ее начальнику Яну Яновичу Лацису. В противоположность Г. Д. Гаю, по-кавказски темпераментному и, что греха таить, любившему иногда покрасоваться, Ян Янович отличался удивительным хладнокровием и спокойной рассудительностью. Это был несгибаемый большевик-ленинец, на всю жизнь запомнивший рукопожатие и наставления Владимира Ильича при отправке на Восточный фронт 4-го Видземского полка.

Для полководческого стиля Тухачевского характерна одна особенность: куда бы он ни выезжал, связь между ним и штабом поддерживалась непрерывно. Так было и в тот раз. Я всегда знал, где находится командарм, что делает, какие им даны указания на месте. Знал это и оперативный дежурный. Михаил Николаевич был крайне требователен и в то же время очень внимателен к своим штабистам. Несколько позже в юбилейном сборнике, посвященном годовщине 1-й Революционной армии, я с большим удовлетворением прочитал его отзыв о нашей тогдашней работе:

«Штаб армии, носивший мимолетно-пасмурный вид сразу после мобилизации специалистов, очень быстро сжился, сложился в дружную семью, искренно преданную Советской республике».

Однако справедливости ради не могу не отметить здесь, что во время Сызрано-Самарской операции не все мобилизованные специалисты проявили себя с лучшей стороны. Перед самым началом этой операции Тухачевский представил мне в своем салон-вагоне человека средних лет, небритого, в каком-то поношенном френче, небрежно развалившегося в кожаном кресле:

– Энгельгардт.

От матери, уроженки Смоленской губернии, и от отца, много лет служившего во 2-м пехотном Софийском полку в Смоленске, я знал, что Энгельгардты – коренные смоляне, что у крепостной стены в Смоленске стоял памятник коменданту Энгельгардту, отказавшемуся передать Наполеону ключи от города. Энгельгардт, представленный мне Михаилом Николаевичем, тоже был смолянином, земляком Тухачевского и, кроме того, его сослуживцем по Семеновскому гвардейскому полку. К нам он прибыл с предписанием Всеросглавштаба.

Свои клятвенные заверения честно служить Советской власти Энгельгардт подкреплял ссылкой на былые дружеские связи с командармом:

– Неужели, Миша, ты думаешь, что я могу быть подлецом и подвести тебя?!

И однако же подвел, оказался истинным подлецом.

Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк, В ходе операции он часто терял связь со штармом, его донесения противоречили донесениям из частей и в конце концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и штарм перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у Деникина. [25]