Архиепископ переминался с ноги на ногу. Малкольм, нахмурившись, сказал:

– Мы будем венчаться.

– Венчаться? – Элейн была так поражена, что лишилась дара речи.

– Оказалось, что известие о смерти твоего мужа, которое я получил несколько лет назад, было ошибочным, – угрюмо произнес Малкольм. – Но теперь я имею твердое доказательство того, что его нет в живых. Венчание должно скрепить узы, соединяющие нас, чтобы уже не было никаких сомнений в том, что брак наш законный.

Элейн помолчала минуту.

– Когда он умер? – наконец спросила она. В ее душе не было печали, только холодное любопытство и чувство облегчения.

– Полагаю, он умер в Лондоне, – ответил Мальком и исподлобья глянул на нее.

Она встретила его взгляд.

– Как он умер?

– Кажется, от лихорадки, но, что бы ни было причиной его смерти, он мертв, и в этом больше нет сомнений. Мы приехали сюда, чтобы освободиться от греха, который тяготеет над нами, и пожениться вновь в подтверждение абсолютной законности нашего с тобой союза и того, что Колбан по праву является моим законным наследником. Завтра мы поедем в Эдинбург, где я буду иметь личную аудиенцию у короля. Он согласился подписать документ, подтверждающий церковное благословение дому графов Файф, и мне скрепят его большой печатью, чтобы Колбан отныне и навсегда считался законнорожденным.

– Понятно, – мрачно отозвалась Элейн. – Значит, последние четыре года я была твоей шлюхой.

– Нет, миледи, нет, – поспешил вмешаться архиепископ. – Вы выходили замуж, искренне полагая, что овдовели. На этом и должна основываться ваша исповедь. Господь и Пресвятая Дева будут к вам милостивы. Вы будете освобождены от вашего греха.

– Вами? – Она напряглась, как струна, и повернулась к Малкольму: – Ты похитил меня, изнасиловал меня, заставил выйти за тебя замуж. Но почему-то освобождать от греха будут меня. Как я догадываюсь, епитимью будут налагать тоже на меня. – Ее голос дрожал от негодования.

Мужчины переглянулись.

– Но ведь у лорда Файфа до вас не было жены, – смущенно заметил архиепископ.

– Нет, не было. – У Элейн возникло безотчетное желание прикрыть плащом свой выступающий животик.

– Епитимья не будет тяжкой, миледи, – продолжал архиепископ. – Лорд Файф уверил меня в вашей невиновности, а также скромности и воздержании, которыми вы руководствуетесь в вашей супружеской любви. – Он опустил глаза долу.

– Давайте приступать! – Малкольм начал проявлять нетерпение. – Дело надо закончить как можно скорее.

Буря усиливалась. В огромном соборе мигали и отекали свечи, роняя горячий воск на плиты пола. Они вошли через боковую дверь, встроенную в огромные дубовые двери западного фасада. Архиепископ провел их в боковой придел; скрип его сандалий тонул в звучании монашеских песнопений.

Элейн стояла перед алтарем, где были зажжены новые свечи; вода капала с ее промокшей одежды. Собор был посвящен святой Маргарите. Семь лет назад эта благословенная шотландская королева была окончательно причислена к лику святых, и по всей стране возводились церкви в ее честь.

Ради ее сына Колбана и ради еще не родившегося ребенка Элейн пройдет через это испытание; раскается в своем грехе, который совершила не по своей воле. Она еще раз обвенчается с Малкольмом, чтобы брак их считался законным, и, если это потребуется, ради Колбана упадет в ноги своему крестнику, чтобы получить его милостивое благословение.

Элейн встала на колени перед архиепископом, и тот скороговоркой отпустил ей грехи, наложив на нее епитимью. Но никакого благоговения или облегчения в своей душе она не почувствовала. Буря, которая бушевала над их головами и обрушивала огромные волны на прибрежные скалы, была свидетельством того, что боги были недовольны. Ни кроткая Дева Мария, ни причисленная к святым королева не могли противостоять судьбе, лишившей Элейн ее короля, человека, которого она так любила. Умри Роберт де Куинси девятью годами раньше, она была бы королевой своего любимого Александра.

Июнь 1257

Макдафф, второй сын Элейн и герцога Файфа, родился в спокойный, погожий день, напоенный ароматами цветущих садов. Элейн посмотрела на дитя, которое прижимала к своей груди, и улыбнулась, дивясь тому, что этому крохотному существу, судя по предсказанию Адама, суждено стать воином и закончить свою долгую, славную жизнь в ратном подвиге на поле брани. Элейн развязала ворот рубашки и, приложив маленький жадный ротик к соску, ощутила приятное щекотание в своем лоне. Последние две недели появления этого малютки ждала кормилица, чье молоко из тяжелых, налившихся грудей уже сосал ее собственный ребенок. Женщина расстраивалась: если герцогиня решит кормить своего малютку сама, ей не заплатят и остальные ее дети будут голодать.

Адам больше не поведал ничего нового о судьбе Макдаффа, а о Колбане сказал очень мало. Составляя на него гороскоп, он не предсказал долгой счастливой жизни. Линия его жизни была путаной; злой рок тяготел над ним. Его ожидали гром, молнии и кровь. Закрыв свои книги, карты и таблицы, Адам обратил свое внимание на Элейн. Будущее этой женщины буквально зачаровывало его. Так же как Эинион когда-то, он видел, что ее судьба простирается гораздо дальше пределов маленького графства Файф.

Адам научил Элейн всему, что знал сам. Она быстро освоила науку о звездах; ей легко давалось мастерство гадания и предсказания будущего, а магические свойства трав и растений она знала лучше него. Но были стихии, в которые она не желала погружаться. Например, ее отпугивал огонь.