Напомню, что Петр полувшутку, полувсерьез начал службу в чине простого бомбардира и после каждой победы получал очередной чин. На мой взгляд, если бы он был мелким дворянином и не имел бы влиятельных врагов, то и тогда он вполне заслужил бы получить эти чины.

«Государи», к которым по просьбе «полковника Питера» должен был обратиться Шереметев, были «князь-кесарь» Федор Юрьевич Ромодановский и судья Земского приказа Иван Иванович Бутурлин. Долго их упрашивать, естественно, не пришлось, и Ромодановский отвечал царю: «За ваши храбрые кавалерские подвиги и в делах воинских мужественного искусства, иным таким ж подвизателям во образ, вашу милость из прежнего полковничья чина повышением чинов у морского флота царского величества флота арир-адмиралом, а по сухом пути у лейб-регимента Преображенского ранг иметь старшего генерал-лейтенанта удостоили и учинили» 139 . Затем царь отправился в Киев, где префект Киевской духовной академии Феофан Прокопович встретил его речью: «Пресветлейший и великодержавнейший всероссийский монарх и преславный войск свейских победитель! Кое иное дать тебе приветствие и что большее в дар гостиный имамы принести тебе?» Далее префект рассказал о Полтавской битве, об измене Мазепы, о пленении шведов у Переволочны. «Супостат, поистину таковый, от якового не побежденну токмо бытии великая была бы слава, – что же такого победити, и победити тако преславно и тако совершенно!... Те не только посылал полки на брань, но сам твоим лице с супостату стал если, на первые мечи, и копия, и огни устремился если» 140 , – продолжал Феофан. Эта речь круто изменила карьеру Прокоповича. Петр делает его игуменом, а затем архиепископом. Царя не смутило, мягко выражаясь, сомнительное поведение Феофана. Начнем с того, что его первое имя – Елизар, а Прокопович – девичья фамилия матери. Был ли у него законный отец, неясно. Во всяком случае, Елизара воспитывал его дядя Феофан Прокопович. В 17 лет Елизар отправляется в Польшу, где принимает католичество и имя Самуил. С 1698 г. он учится в Риме у иезуитов в коллегии Святого Афанасия. В 1702 г. Елизар-Самуил возвращается в Киев, где через два года переходит в православие и принимает монашество под именем Феофан.

Став приближенным Петра, он фактически возглавляет движение за упразднение патриаршества и замены его Священным Синодом (духовной коллегией). Петр делает Феофана первенствующим членом Священного Синода.

Петр обожал пышные торжества и сейчас задумал устроить себе триумф по образу римских императоров. Как писал Н.И. Павленко: «Зиму 1709 г. царь провел в хлопотах по организации триумфального въезда в Москву» 141 .

Как только установился санный путь, Петр отправился в Москву. Он остановился в подмосковном селе Коломенском,откуда и руководил подготовкой к «триумфу». В Коломенское перевели Семеновский и Преображенский гвардейские полки, а всех шведов, плененных у Лесной и Полтавы, собрали в Можайске и Серпухове. Их насчитывалось 22 085 человек. 21 декабря 1709 г. состоялся торжественный въезд победителей в Москву. Первым следовал Семеновский полк, а за ним «пленные генералы, высшие и нижние офицеры купно с их артиллерией, знаменами и прочим», взятые при Лесной. Замыкала эту первую часть шествия рота Преображенского полка, за которой располагались шведы, попавшие в плен под Полтавой и Переволочной. За ними снова следовала артиллерия, знамена, штандарты.

Далее двигались генерал-адъютанты короля Карла XII, генералы, полковники, подполковники и майоры, а также «королевский двор с высшими и нижними чинами». Следующим элементом процессии были королевские носилки с постелью, на которых возили раненого короля Карла во время боя. За носилками следовала вся уцелевшая часть шведской гвардии и свита Карла: генералы Гамильтон, Штакельберг, Роос, Круус, Крейц, Шлиппенбах, граф Левенгаупт, фельдмаршал граф Реншильд, первый гофмаршал и первый министр Швеции граф Пипер.

Процессию замыкал Преображенский полк во главе с самим Петром I и князем Меншиковым, а также пушки преображенцев.

Царь, как обычно, лично составил сценарий торжества. Предусматривался там и комичный эпизод, чтобы побольнее уязвить побежденных. В запряженных оленями санях ехал сумасшедший француз Вимени. Петр его выпросил у польского короля и назначил королем ненцев. О Вимени говорили: «Он порою разговаривал так разумно, что в его речи сказывалась тонкая наблюдательность, по занимательности не уступавшая беседе самого умного человека». Следом за Вимени ехали 19 саней ненцев, наряженных в оленьи шкуры мехом наружу. Шутовской король и его свита должны были по замыслу царя символизировать безрассудную цель шведского короля, пытавшего осуществить несбыточное: завоевать Россию, поделить ее на княжества и свергнуть царя Петра с престола.

А вечером состоялся грандиозный фейерверк. Это было «огненное действо» с острым политическим сюжетом, театрализованное представление на открытом воздухе, за которым наблюдали тысячи людей, заполнившие московские площади и улицы. Сценарий этого фейерверка тоже принадлежал царю. Это была пародия на медаль, выбитую по приказанию Карла XII после заключения Альтранштадтского мира. На медали изображен шведский лев между двух колонн, увенчанных коронами. Одну колонну лев переломил, и она упала. Это был намек на судьбу Речи Посполитой и ее короля Августа II. Под другой колонной подразумевалась Россия. Лев еще только наклонил, но ясно было, что и она падет. Петр использовал в своем сценарии сюжет медали, но события развивались так, как они произошли на самом деле. Обе колонны, увенчанные коронами, озарились яркими огнями. Лев двинулся на одну из колонн и опрокинул ее. Затем он направился к другой колонне, но тут из горящего орла, символизировавшего Россию, вылетела ракета и насмерть поразила льва.

Пленные шведы после московского триумфа были небольшими партиями распределены по городам России. Большая часть их оказалась в Санкт-Петербурге, Азове, Воронеже и «городах Сибирской губернии». Думаю, что если бы Данилыч честно предупредил шведов об отправке их в Сибирь, никакой сдачи в плен не было бы.

Согласно росписи шведских «полоняников», датированной маем 1711 г., всего пленных было 11 500 человек. Они мостили дороги и улицы, занимались ремеслами и металлургией, преподавали в школах и даже принимали участие в географических экспедициях. Шведские музыканты вместе с трофейными инструментами были оставлены на петровской службе не только чтобы играть, но и, что особенно важно, обучать молодых русских музыкантов. Невский проспект был вымощен бревнами и обсажен деревьями по обеим сторонам именно пленными шведами, в обязанности которых входило и подметание проспекта каждую субботу.

По данным Энглунда, из 23 тысяч шведских военнопленных, взятых под Полтавой и Переволочной, лишь около четырех тысяч снова увидели родину. В некоторых полках, которые начали военную кампанию с тысячным составом, возвратилось домой около десятка человек. Еще в 1729 г., через восемь лет после окончания войны и через двадцать после Полтавского сражения, в Швецию продолжали приезжать бывшие пленные. Едва ли не самым последним стал гвардеец Ханс Аппельман – он вернулся в 1745 г., после 36 лет плена.

Мы оставили Карла XII переправлявшимся через Днепр. И вот картеж короля едет по необозримой голой степи. Опасаясь преследования русских, ехали быстро. Отставших солдат никто не подбирал. Позже в своих мемуарах Станислав Понятовский напишет, что на третью ночь в лагере возникла тревога: «Казаки, которые возмутились против Мазепы, хотели разграбить его телеги, где у него были большие ценности, а его самого схватить и выдать царю». Шведы с трудом угомонили казаков и уговорили их оставить гетмана в покое, но все же несколько десятков запорожцев покинули лагерь, скрывшись в высокой траве. На пятый день кортеж достиг Буга. Река эта была естественной границей между Турцией и Россией. Карл не рискнул с ходу начать переправу и послал к очаковскому коменданту Мехмет-паше Стася Понятовского с просьбой разрешить шведам переправу, а также закупить продовольствие и лодки. Для взятки паше генералу выдали 2 тысячи дукатов. Однако «паша в Очакове был несговорчивый и жестокий человек». Сперва он пообещал выделить шведам пять небольших судов с провиантом и впустить их в город. Но позже, узнав о многочисленности шведского отряда, Мехмет-паша не рискнул брать на себя такую ответственность и разрешил переправиться только королю и его свите, а остальные должны были ждать распоряжения султана. Карл же требовал, чтобы паша разрешил переправу всему отряду, так что переговоры затягивались.