Тот усмехнулся.

— Гремучая ртуть. Тут ее около десяти фунтов. Пироксилину и других взрывчатых веществ у нас много, а взрывных ударников нет. Помнишь мои чертежи в Акатуе? Вот я теперь и сделаю эти ударники…

— Да ведь она могла взорваться при изготовлении! — в ужасе воскликнул Кудрин.

— Что поделаешь. Где еще я мог этим заниматься? — возразил Курнатовский.

Поставив тазик с гремучей ртутью к стенке и накрыв его большим тазом, Курнатовский положил сверху куртку, рядом бросил на пол для Кудрина большой овчинный тулуп и отдал ему свою подушку, а сам улегся на стареньком матрасике, положив голову на тазы. Так они и провели две ночи перед поездкой в Акатуй.

До отъезда Виктор Константинович подготовил второй номер «Забайкальского рабочего», в котором перепечатали из только что прибывшего по почте экземпляра газеты «Новая жизнь» № 19 от 23 ноября статью Ленина «Умирающее самодержавие и новые органы народной власти». Это была программа действий для читинских революционеров.

Покидая Читу, Виктор Константинович передал заветный тазик с уже готовой гремучей ртутью на хранение Костюшко-Валюжаничу.

Выехали 29 декабря. У всех было оружие. Со станции Борзя, где их ждали несколько саней, двинулись по заснеженной степи на Акатуй. Изредка в пути попадались села. Крестьяне, увидев в санях людей с красными повязками на рукавах, выходили навстречу, приглашая передохнуть. Делегаты охотно принимали такие приглашения. Еще бы! Каждая изба, где они останавливались, вскоре превращалась в клуб. Приходили русские и буряты. Они жадно расспрашивали о том, что делается в Чите и вокруг нее: весть о передаче Читинским Советом и комитетом партии всей земли крестьянам без выкупа, об отмене податей уже дошла до Акатуя и вызвала горячий революционный подъем во многих сибирских деревнях.

Когда делегаты подъезжали к Акатуйской каторжной тюрьме, их уже сопровождал большой конный отряд: крестьянская молодежь добровольно отправилась вместе с ними на выручку матросов-революционеров. Курнатовский через часового вызвал начальника тюрьмы Фищева. Не прошло и двух минут, как в окошечке, прорезанном в дверях рядом с воротами, показалась испуганная физиономия начальника Акатуйской каторги. Фищев сразу узнал Курнатовского и еще больше побледнел.

— Господин Курнатовский… Вы ли это? Кто эти люди? Чего они хотят?..

Виктор Константинович предъявил ему документ на освобождение матросов. Фищев дважды перечел бумаги и попросил Виктора Константиновича и его товарищей пройти с ним в тюремную контору.

Пока Курнатовский вел переговоры, крестьянский добровольческий отряд спешился и придвинулся к воротам тюрьмы. Фищев понял, что если он задержит делегатов и не выпустит матросов с «Прута», ему несдобровать. Но все же он попытался сопротивляться.

— Это противозаконно, господа, я пойду под суд…

— Может быть, и пойдете, господин Фищев, — вскипел Чистохин. — Но сейчас сила и власть в наших руках. Мы можем арестовать вас самого и даже заковать в кандалы, то есть сделать с вами то, чем вы занимались почти всю жизнь.

— Господин Фищев, — подтвердил Курнатовский, — я советую вам выполнить приказ комитета РСДРП как можно быстрее в интересах вашей же безопасности.

Фищев почувствовал, что с делегацией шутки плохи. Он растерянно развел руками.

— Что я могу сделать, господа? Умываю руки, освобождайте сами… А требование вашего комитета я могу оставить у себя?

— Можете, — ответил Виктор Константинович. — Оно вам и адресовано.

Курнатовский потребовал книгу регистрации заключенных и проверил ее. Но, кроме матросов, политических в Акатуе не было. Спустя минут двадцать освободители обнимали моряков с транспорта «Прут». Их усадили в сани, украшенные красными флагами, привезенными из Читы, и двинулись в путь.

Освобожденных моряков встречали в каждой деревне — выходили чуть ли не целыми селами. Их обнимали, подносили хлеб-соль.

На станции Борзя к воинскому поезду прицепили специальный вагон. 5 января 1906 года по новому стилю прибыли на станцию Оловянная. Здесь рабочие-железнодорожники вынесли моряков на руках из вагона. В станционной столовой приготовили торжественный обед.

Курнатовский, не отходивший от вагона, обратил внимание на казачьего офицера, который в чем-то. убеждал толпившихся около него солдат. Виктор Константинович прислушался.

— Они нарочно задерживают поезд, — говорил офицер. — Может быть, взорвать хотят…

«Надо, — подумал Курнатовский, — не забыть сказать Бабушкину и Валюжаничу, чтобы поезд задержали в Чите — необходимо поговорить с солдатами».

На станции Оловянная враждебная провокация не удалась: вагон охраняли вооруженные дружинники, и солдаты не решились напасть на их. Все случилось позже. Не успели отъехать от Оловянной и пяти верст, как состав вдруг остановился, что-то случилось с тормозами. Трое железнодорожников выпрыгнули из вагона, чтобы выяснить, в чем дело. В темноте их подстерегали солдаты.

— Бей их! — закричал офицер. — Из-за них остановили поезд! Срывай флаги!..

Курнатовский с дружинниками, делегаты и матросы выскочили из вагона, отбросив ломившихся в дверь солдат. Остальные испуганно отхлынули.

— Против кого вы идете? — крикнул Курнатовский. — Против своих же братьев-рабочих и моряков?

Кого вы слушаетесь? Офицеры — слуги царя и богатеев…

Солдаты топтались на месте — они впервые слышали такие речи. А тут, кстати, выяснилось, что испорчено сцепление и революционеры в этом не виноваты. Казачий офицер, призывавший к расправе, исчез. Солдаты, растерянно переглядываясь, разошлись.