«Детка?»

Коналл искоса посмотрел на ужасного ворона.

– Плаа-ти, – прокаркал тот.

Коналл перевел взгляд на Ивлин. Ему стало страшно. Это была непростая птица. Она будто знала о проклятии. Да еще так яростно напала на него.

– Плаа-тии, – опять каркнул ворон, но на этот раз тише, почти нехотя.

Коналл тут же поднялся с постели и застегнул штаны.

– Нет, он не может остаться тут, Ив. Унеси его.

– Нет, не унесу.

– Не спорь со мной. Он грязный, шумный и… – Коналл постарался найти подходящий аргумент, – он не нравится Элинор.

– Элинор спасла его, Маккерик.

Итак, он опять стал для нее Маккериком?

– Я не буду ругаться с тобой.

– Хорошо, – с легкостью произнесла Ивлин. – Потому что ворон останется с нами.

– Ив! – недовольно воскликнул Коналл. – У тебя есть, – и он принялся загибать пальцы, – волк, овца, мышь, муж и ребенок. Тебе что, мало?

Она пожала плечами и встала с кровати, поправляя юбку. Злополучную птицу Ивлин посадила себе на руку.

– Я дам тебе попить, мой хороший, – сказала она ворону, не обращая на Коналла никакого внимания.

– Он же загадит весь дом! – пригрозил он ей. – Ив, я запрещаю тебе.

Его жена налила воду в мелкую миску, и птица сразу сунула туда свой длинный, желтый, уродливый клюв. Потом Ивлин посмотрела на Коналла:

– Разреши мне. Ведь я жду ребенка.

Коналл громко выругался. Его победили.

Снег постепенно таял.

Ивлин сидела на табурете между очагом и открытой дверью, наклонившись над своим растущим животом. Перед ней стояло ведро, в котором она стирала одежду. Ворон, названный Себастьяном, сидел на перекладине одного из загонов и смотрел в проем, будто тоже наслаждался видом пробуждающейся природы.

Судя по тому, что он уже пробовал летать по хижине, дела у него шли неплохо. Это означало, что скоро его можно будет выпустить на волю. А пока Себастьян останется в доме и будет изводить Коналла.

Ивлин усмехнулась, выжимая онемевшими от холодной воды руками последние капли из рубахи мужа. Надо будет закрыть дверь, когда они вместе с Элинор и Бонни вернутся в хижину. Коналлу совсем не понравится, что она выстуживает дом. Но она так хотела насладиться первым, пусть обманчивым, весенним теплом! Ведь за те четыре месяца, что прошли с тех пор, как она узнала о беременности, погода существенно улучшилась. Хотя было еще довольно прохладно, воздух снаружи уже не был таким морозным, обжигающим горло, и снег стал мягким, рыхлым и сочился водой. В лесу тоже было влажно, снег с веток падал вниз тяжелыми, мокрыми кучами, взрываясь фонтаном брызг в золотых солнечных лучах.

Да, все обитатели хижины с нетерпением ждали прихода настоящей весны, когда они могли бы размять ноги – две или четыре – и пробудиться от зимней спячки. Но когда Коналл решил осмотреть ловушки, то взял с собой только двух своих «девочек», а Ивлин оставил дома, опасаясь появления серых волков.

Ивлин нежно улыбнулась. Он так переживал за нее и ребенка!

Молодая женщина встала, держа в руках тяжелые мокрые вещи, и стала встряхивать их и развешивать на веревке под крышей. Она надеялась, что после прогулки Элинор будет вести себя лучше. Уже много дней подряд волчица испытывала терпение всех жильцов хижины. Она гонялась за Бонни и покусывала ее за бока, пугала Себастьяна, сидевшего на своей перекладине, перекидывала бутыль с Усатиком, упорно рыла землю в загонах. Она просилась наружу, но тут же требовала, чтобы ее впустили в дом, она набрасывалась на Коналла и понарошку боролась с ним, гонялась за юбкой Ивлин и вообще постоянно лезла под ноги.

Порой, когда Элинор выбегала погулять, она как сумасшедшая принималась кругами носиться по поляне, скуля и нюхая воздух, пока ее насильно не загоняли обратно в хижину. Ивлин надеялась, что Коналл сдержит обещание и даст ей как следует побегать по лесу, чтобы она наконец успокоилась.

Закончив с делами, Ивлин сняла Себастьяна с перекладины загона и встала в дверном проеме, поглаживая птицу, которая сидела у нее на руке над растущим, похожим на перевернутую чашу животом. Они скоро вернутся. Сумерки наступят через несколько часов.

– Почему они так долго, а? – спросила Ивлин ворона.

– Каа! – ответил тот, поворачивая свою маленькую голову к хозяйке и искоса глядя на нее.

– Да, я знаю. Дет-каа. – Ивлин покачала головой и вздохнула. Себастьяну явно нужно было расширять свой словарный запас. Вдруг ей в голову пришла идея: – Слушай, Себастьян. – Она слегка толкнула птицу и сказала нараспев, по слогам: – Ма-ма.

Ворон дико озирался вокруг, сверкая своими блестящими желтыми глазами.

– Мама, – повторила Ивлин. – Скажи «ма-ма».

– Каа!

– Нет. Мама.

– Дет!

– Ма…

– Дет-каа!

– Ну ладно. – Попытка была глупой, но растущий в ее чреве ребенок заставлял Ивлин постоянно думать о себе как о будущей матери и готовиться к этой роли. Молодая женщина с любопытством спрашивала себя, как все будет, когда их станет трое и они переберутся жить в город Маккерика. Ее настроение менялось чуть ли не каждый час. Ивлин то представляла себе кровавый кошмар, полный боли, страха и смерти, то рисовала большой уютный дом, где они будут счастливо жить в окружении добрых людей.