На глаза навернулись слезы. С того момента, как она убедилась в своей беременности, Ивлин еще не плакала. Наверное, потому, что была слишком потрясена случившимся. Но после того, как она объявила ужасную новость вслух и увидела, что Коналл никак не среагировал на нее, ее отчаяние и страх возросли настолько, что были готовы излиться наружу потоком слез. Ивлин ощутила комок в горле.

Итак, ему было нечего сказать. Неужели Коналлу было все равно?

«Конечно, ему все равно, – шепнул ей злобный голос. – Ему не придется носить ребенка девять месяцев. Ему не придется проходить сквозь родовые муки. Он может просто отойти в сторону и наблюдать, сохраняя в неприкосновенности свое тело, свою жизнь, свой разум. Он вообще может уйти, если захочет».

Только сейчас Ивлин до конца поняла ужас положения тех несчастных девушек в монастыре. Они были так одиноки…

Язвительный внутренний голос продолжал дразнить ее, и слезы Ивлин превратились в слезы негодования. Она лежала и чувствовала, как с каждым мгновением ее все больше душила ярость.

«Он, наверное, сейчас ухмыляется, – думала молодая женщина. – Гордится собой».

Ивлин больше не могла выносить этого. Она приподнялась на одном локте, отчего слезы просто полились по ее щекам, и открыла рот, готовясь ругаться и проклинать Коналла за его бесчувственное поведение.

Но злобные слова застряли у нее в горле, когда она увидела своего мужа, стоявшего на коленях рядом с кроватью. Одной рукой Коналл опирался о край матраса, другой обнимал Элинор за шею, а лицо прятал в складках одеяла. Его плечи дрожали, а волчица неуклюже пыталась дотянуться языком до его уха.

– Коналл? – прошептала Ивлин, все еще продолжая хмуриться.

Он посмотрел на нее, и когда Ивлин увидела мокрые дорожки на его щеках, у нее замерло сердце. Но глаза Коналла сияли, как никогда раньше, и в их уголках притаились морщинки.

– Ах, Ив, – сказал он и отпустил волчицу. Потом лег рядом с ней на кровать. – Ив, моя дорогая Ив. – Он обнял ее и крепко прижал к груди, целуя в макушку.

Коналл был таким нежным, таким заботливым, таким… замечательным, что Ивлин уткнулась ему в рубаху и начала плакать по-настоящему.

– Все хорошо, Ив, – говорил он, дыша ей в волосы, – не бойся, я с тобой.

– Нет, все о-очень плохо! – рыдая, говорила Ивлин. – Это к-к-кошмарный сон!

– Нет, нет; – тихо, но очень взволнованно возразил Коналл и прижал ее еще ближе к себе, – это чудесная новость, настоящее чудо. Ох, Ив, ты не представляешь, что ты мне дала!

Ивлин оттолкнула его и, икая, с осуждением посмотрела на красивое, светящееся надеждой лицо Коналла. Потом она размахнулась и ударила кулаком его в грудь. Но Коналл едва заметил удар.

– Я тебе ничего не давала, ты сам все взял! – воскликнула Ивлин.

Коналл схватил ее за запястье. Ивлин решила, что сейчас он встряхнет ее, но вместо этого Коналл поднес ладонь, которой она его стукнула, к губам и поцеловал каждый палец.

– Нет, ты сама дала мне это, – возразил Коналл и прижал ее руку к своему сердцу. Вторую свою руку он положил ей на затылок и нежно, но настойчиво привлек ее ближе к себе и поцеловал в губы. Поцелуй был коротким, но сладким и теплым. После этого он посмотрел ей в глаза и сказал: – Ведь ты хотела заниматься со мной любовью.

– Это не важно, – заметила Ивлин. Ей было плевать на то, что ее ответ прозвучал дерзко и по-детски. – Я не думала, что…

– Никто из нас об этом не думал, – спокойно прервал ее Коналл, – именно поэтому это и есть чудо. Мы сделали невозможное возможным. – Он прижался лбом к ее лбу и улыбнулся. – Наш ребенок не убьет тебя, Ив. Я не допущу этого.

– Ты не можешь…

– Я не допущу этого, – торжественно повторил Коналл. – Наступит оттепель, и я отведу тебя в мой город, где за тобой будут ухаживать мои люди. Они будут обращаться с тобой как с королевой, и скоро ты станешь здоровой и счастливой.

Ивлин бросила на него убийственный, как ей казалось, взгляд. Но Коналл в ответ только добродушно рассмеялся и продолжил:

– Когда придет время родов, у тебя будут самые лучшие повитухи. – Он смахнул непрошеную слезу. – И я буду любить этого ребенка всем сердцем. По правде говоря, я уже сейчас его люблю. – Коналл наклонился и опять поцеловал ее, положив руку ей на живот.

– Я так боюсь, – прошептала Ивлин.

Коналл крепко обнял свою юную жену и сказал:

– Я знаю это, моя милая. Но ты теперь моя. Я буду с тобой, буду оберегать тебя, нашу семью.

Когда Коналл еще раз нежно поцеловал ее, Ивлин закрыла глаза. Он провел ладонью по ее бедру, и внизу живота она ощутила знакомое тепло. Коналл развернул ее на спину и принялся гладить ее плоский живот.

Он накрыл ладонью грудь Ивлин, но та ойкнула от боли, и Коналл убрал руку, шепча извинения и целуя нежное место.

Он сказал «наша семья».

От этих слов сердце Ивлин забилось чаще, как, впрочем, и от губ Коналла, которые начали спускаться все ниже.

Боже, помоги ей.