Был молчалив Иван Павлович еще и потому, что все сильнее захватывала его привязанность к Фанни и он не знал, что ему делать. Отдаться ли этому чувству и плыть в сладостной истоме мечтаний и соблазнительных грез по течению или гнать их от себя и смотреть, как раньше, су-ровым взглядом осуждения и на ее лихо заломленную набок кабардинскую шапку, и на винтовку за плечами, и на всю ее мальчишескую ухватку…

Фанни с беззаботностью юности наслаждалась пу-тешествием в полной мере. Стряхнув призрак начинав-шегося увлечения Васенькой, испытывая к нему только отвращение и жалость, она снова стала тем веселым, беззаботным мальчишкой, каким была, и она носилась на Аксае с Царанкой и Гараськой, подстерегая диких лошадей, стреляя по стадам джейранов и кладя их мет-кими выстрелами к великому удовольствию старого охотника.

— Вот по лошади, Герасим Карпович, не могу стре-лять. И чувствую, что попала бы, — говорила она, — а душа не налегает, не могу. Что по человеку, что по ло-шади — не хватает духа.

Гараська был искренно, по-стариковски, рыцарски увлечен Фанни. И старый, и малый оглашали пустыню веселыми голосами.

— А я вам, погодите, Феодосия Николаевна, живую лошадь поймаю.

И если бы не Иван Павлович, старик устроил бы с ка-заками, калмыком и Фанни настоящую охоту, бросил бы дорогу и увлекся бы в сторону, на юг, дня на три, туда, где было много диких лошадей.

Иван Павлович не позволил этого. И Гараська тру-нил над ним.

— Кто из нас старик, брат Иван, я или ты, ей-Богу, не пойму. Ведь эдакий случай! Табуны их тут, я же знаю! С места не сойти, тут на юг, на верст сто, не больше. Ах, да и богато же там зверем и птицей, и лошадью богато! Ну и места там! Махнем, Иван! А?.. Ну, его к Богу! Казаки довезут, — махал он рукой в сторону Васеньки.

— Дядя Ваня… Ведь, правда, можно?.. Теперь уже безопасно.

Но верный офицерскому долгу, Иван Павлович все шел и шел упорно на север и с удовольствием видел, как темные склоны и закутанная густыми тучками вершина Хан-Тенгри становились ближе.

«Только не перегородили бы дорогу, не устроили бы засады», — с тревогой думал он, уходя из степи и подни-маясь на песчаные склоны гор. |

Погоня приближалась. С полуподъема, когда во время передышки оглянулись назад, чтобы еще раз по-любоваться прекрасным видом пустыни, на ней замети-ли три темных пятна. Это не были табуны диких лоша-дей и не были стада джейранов. И в их форме, и в стро-гой правильности их движения, направляемого одной волей, было то, что всегда издали, дает знать о прибли-жении военного отряда. Иван Павлович сразу опреде-лил, что это шел эскадрон реформированной кавалерии Ян-цзе-лина. Срединное пятно — взвод, шедший по до-роге, — поднимал облака пыли, боковые оставляли при-мятую траву. Шли быстро, рысью, и Иван Павлович на глаз определил, что к вечеру китайские солдаты их наго-нят.

Он поделился своими наблюдениями с Гараськой, и старый охотник задумался.

— Наши лошади еле идут, — сказал Иван Павло-вич, — необходимо сделать ночевку, иначе завтра они со-всем не встанут.

— Да, положеньице. Слушай, брат Иван… Я тут ког-да-то на этом самом Хан-Тенгри с какими-то немцами на маралов охотился. Есть здесь тропа. Под самыми снега-ми. И хижину мы там установили, не так, чтобы важную, однако киргизы одобряют, поддерживают. Этой тропы солдаты не могут знать. Притом она, хотя и выше, но ближе. Да и обороняться на круче будет легче.

— Хорошо. На ночь выставим охранение. А утром как? Ведь если они нас осадят у подножия Божьего трона, сами прокормимся, а лошади как? Я ведь рассчитывал завтра к вечеру быть в Каркаре, там и трава, и ячмень у киргизов. У меня только на сегодня и завтрашнее утро хватит ячменя. Осадят, так никто же сюда не заглянет. Могут просто голодом извести, а потом и оставить. И ни кто не узнает, почему погиб отряд. Скажут, когда найдут, сбились с пути и замерзли.

— Снегом заметет раньше. Никто и костей не оты-щет, — подтвердил Гараська. — Ну а низом идти чем

лучше?

— Низом… Да и низом не лучше. На перевалах два человека могут нас перестрелять, как куропаток.

— Наверху есть та надежда, что китайцы, не зная на-шего пути, пойдут по обычной дороге, обгонят нас, и мы окажемся у них в тылу. А тогда можем выйти к границе не на Каркару, а прямо идти к Кольджату, а там, на виду у поста, никто не посмеет нас тронуть.

— Но ведь это, Гараська, еще пять дней пути!

— Выхода-то иного нет. Ну, примем бой. Нас пят-надцать винтовок, считая Васильковых киргизов.

— А их, по меньшей мере, восемьдесят

— А что поделаешь?..

— Да, выхода нет, — сказал Иван Павлович. — Хо-рошо, веди по своей тропе, а там что Бог даст.

Серьезное положение отряда не ускользнуло ни от казаков, ни от Фанни. Казаки на глаз определили и силу преследующего их отряда, и свежесть лошадей китайско-го эскадрона и поняли, что надежда только на меткость своего глаза да на то, что каждый из них дорого продаст свою жизнь.

Все стали серьезны. Отряд медленно полз по кручам, ведя лошадей в поводу. С дороги свернули, замели следы, где сворачивали, и пошли по крутому откосу, направля-ясь прямо к вершине Хан-Тенгри, закутанной густыми облаками. Гараська шел впереди, отыскивая ему одному известную тропу.