— Она! — сказал Саша серьезно, но с явным одобрением и показал пальцем на Варю.

Ели мы пирог, что называется, за обе щеки. Настоящий праздник!

Когда Зотовы оделись и стали прощаться, Саша вышел из-за перегородки и остановился перед лампой. Его рыжие кудри светились над головой, словно нимб у святого.

— До свиданья, Саша, — ласково сказала Варя и улыбнулась, отчего лицо ее стало особенно славным. — Спасибо тебе… Ты чудесный мастер!

Губы Саши Северина слегка раздвинулись, потом еще и еще больше. Он сверкнул белыми зубами и… впервые улыбнулся женщине.

Мы так и ахнули.

— А что, — сказал он, когда Зотовы ушли, — на земном шаре встречаются хорошие женщины. Редко, но встречаются…

Самый деловой и домовитый у нас, конечно, Иванов.

Есть в нем какая-то великая любовь к труду. Созерцательное ничегонеделание просто не присуще ему, он не может сидеть без дела и пяти минут. Даже во время коротких перекуров на работе Серега обязательно отыщет себе занятие: смотришь, топор точит или вырезает из березы солонку, и все с таким смаком, заинтересованностью кровной, что завидно становится и самому вдруг захочется попробовать — вдруг получится так же ловко, как у Сереги.

Лицо у него в такие минуты сосредоточенное, между бровей глубокая морщина, губы сжаты, весь мир отходит на задний план. Все, что ни делает он, в то мгновение превыше всего. Может быть, поэтому и получается у него отлично: инструмент как игрушка, на всех поделках печать красоты, законченности и изящества.

Сделает, протянет в руке, полюбуется и вдруг весь расцветет в улыбке. Рад. Доволен.

— Во-о! Вещь!.. — скажет тихонько, пот со лба вытрет, руки в карманы и пошел гоголем, такой удовлетворенный, что без улыбки и смотреть на него нельзя. А через пять минут, смотришь, опять работу нашел.

Когда Сереге поручили охранять Зотова, он стал его неотступной тенью. Когда мы переезжали, на Иванова возложили обязанность завхоза. Такой тщательности сборов, упаковки и перевозки могла позавидовать целая транспортная контора. Добросовестность и трудолюбие Сереги стояли вне критики. Как и товарищеский долг.

На новом месте Серега Иванов имел где приложить руку. Не успели мы поставить палатку, как он начал приделывать тамбур, потом ладил какие-то полочки и жерди у печки, сделал перегородку, порожек. Потом занялся окнами, обложил палатку снегом, облил снег водой. А затем, сделав все это, сел и задумался.

— Ты о чем? — спросил Смыслов, который с полувзгляда понимал своего друга Серегу.

— О бане.

Смыслов сел рядом и тоже задумался. Они молчали минут пять.

— Ну?.. — обернулся к нему Серега.

— А что? — сказал Смыслов. — Можно…

В общем, они на второй уже день после работы пошли в лес, поплевали на ладони и начали рубить и катать бревна. Под баню выбрали площадку пониже палатки, у самой реки. Очистили снег и положили на землю первый венец.

Бычков подошел, посмотрел и неодобрительно покачал головой.

— Место плохое, — сказал он.

— А чем?

— Вода близко. Всякие фокусы могут случиться.

— Чудак! Нам как раз и нужна вода, мы ведь баню-кухню делаем, — зачем же бегать от реки?

— Смотрите сами. Я советую повыше ставить, в лесу.

А уж если здесь, то делайте на столбах.

— Тогда надо пол стелить. Так не пойдет. Холодно будет, да и досок у нас нет. Лучше с земляным полом.

Настил — и всё.

Через месяц баня стояла, как игрушка. Мы в нее могли все переселиться, если бы уже не привыкли к палатке. Но Саша, к общему нашему удовольствию, перенес туда свои кухонные запасы и освободил место для второго стола. В бане поставили камелек, бочку и все прочее. Мы с благодарностью пользовались ею несколько раз.

Но торжества продолжались недолго.

В середине зимы, когда под пятидесятиградусным морозом стонала земля и даже привычные к холоду куропатки зарывались перед закатом солнца поглубже в снег, мы с Сашей сделали в своей рабочей тетради следующую запись:

«Вечная и сезонная мерзлота сомкнулась. Температура почвы на глубине 20 см. — минус 17,4 градуса, на глубине 200 см. — минус 4,2 градуса».

— Зябко, — констатировал Смыслов и, ложась спать, набросил на себя поверх одеяла полушубок. — Саша, ты уж потрудись для общества, затопи печку пораньше.

Саша выполнил просьбу Смыслова. Перед рассветом он встал, затопил печку и, убедившись, что в палатке теплеет, осторожно скрипнул дверью, отправляясь в баню за кетой, которая у него вымачивалась в ведерке с водой еще с вечера. Я проводил его сонным взглядом и отвернулся к стенке.