Неделю назад Нортон увидел прелюбопытнейший сюжет в теленовостях. Рубрика называлась «Курьезы» – пять минут о диковинках, которые можно найти на побережье. Нортон ждал сюжета про своего дядю Барни – ту еще диковинку, но вместо этого показали Кинетический Дом Хокинса, гордость туристического департамента Санта-Риты. И хотя сам дом показывали куда меньше, чем корреспондента, того, что Нортон успел заметить, оказалось достаточно. На одной из раскачивающихся башен сидела гипсовая садовая жаба… Нортону хватило одного взгляда, чтобы понять: именно такой не хватает в его коллекции. Во всяком случае, всю дорогу он убеждал себя, что целью путешествия была именно жаба, а вовсе не девушка, хозяйка странного дома, у которой брали интервью.

Дорожный указатель почти издевательски сообщил, что до Санта-Риты осталось десять километров. Нортон подналег на педали. Если подумать, – не много, даже с учетом коэффициента «плохой дороги».

Давно и не им подмечено – дорога занимает тем больше времени, чем противнее она кажется путешественнику. И от расстояния это не зависит. Нортон не знал, думал ли об этом Эйнштейн, разрабатывая Теорию Относительности, но, следуя логике, путешествие на околосветовых скоростях обещало быть приятным и комфортным. К несчастью, он совершенно не представлял, как разогнать велосипед до подобной скорости. К тому же резко возрастала вероятность проскочить нужное место, а наматывать круги по меридиану не хотелось. За спиной пронзительно загудел очередной дальнобойщик. Нортон вздохнул и сжался, готовясь к новому душу. К его удивлению, на грязном тенте грузовика было написано «Всем стихиям назло».

Когда Нортон добрался до цели, его можно было выжимать, как губку. Одежда липла к коже, по спине ползли тоненькие струйки воды, а пресловутый бутерброд дошел до состояния жидкой каши – небось придется вычерпывать из кармана ложкой. Громкие скрипы Кинетического Дома Нортон услышал с конца улицы: надрывный звук, будто кто-то пытался распилить бензопилой пианино. Соседям не позавидуешь! Нортону довелось жить рядом с автослесарной мастерской – те дни он до сих пор вспоминал как страшный сон.

Сквозь морось раскачивающиеся башни выглядели кривыми, будто ветви прибрежных сосен, изломанных бесчисленными штормами. Кинетический Дом и в самом деле напоминал небольшую рощицу. Правда, Нортону прежде не доводилось видеть, чтобы в одном месте росло столько непохожих друг на друга растений. Будто по соседству с тсугой выросла пальма, а рядом с эвкалиптом – юкка. Разноцветная краска облупилась и лохматилась влажными струпьями, похожими на наросты лишайника. Нортон попытался пересчитать башенки, но дважды сбился со счета.

Соседний дом, словно для контраста, оказался правильным и строгим. Двухэтажный деревянный особняк в классическом итальянском стиле – подобные здания нередки в маленьких провинциальных городках. Их владельцы кичились тем, что среди предков обязательно был кто-то из отцов-основателей города, проявляя поразительную забывчивость к тому факту, что две трети городков на побережье основаны бродячими золотоискателями, беглыми преступниками, клоунами, охотниками на тюленей и прочими личностями с крайне сомнительной репутацией. Из особняка доносилась фортепьянная музыка. Моцарт, кажется, но исполняемый с такой экспрессией и яростью, что любая рок-звезда искусала бы локти от зависти.

Нортон оставил велосипед у живой изгороди и осторожно прошел во двор. И тут же испуганно отпрянул: сложно сохранить самообладание, когда навстречу несется деревянная махина, украшенная головами кукол Барби.

Достигнув угла, достойного Пизанской, башня громко лязгнула и начала выпрямляться. Обратный путь давался ей гораздо сложнее. У Нортона засосало под ложечкой. Прежде он никогда не жаловался на приступы морской болезни, но, видно, пришла пора ее прочувствовать. Небось в Кинетическом Доме любой завтрак превращался в схватку с законами гравитации за то, чтобы удержать кофе в чашке.

Нортон пошел вокруг дома. Ощущение было странным – он никак не мог избавиться от мысли, что Кинетический Дом вот-вот развалится. Лопнет трос или случится что похуже. Но каким-то чудом все держалось. Башни склонялись к Нортону, точно рассматривали, собирались вместе – посовещаться, и вновь склонялись.

Он нашел взглядом садовую жабу – вот она, красавица, сидит на подоконнике… Вблизи она выглядела совсем не так привлекательно, как с экрана телевизора. Одна лапка откололась, краска местами стерлась. Обычно у садовых жаб на морде написано выражение глубинного спокойствия и довольства устройством мира. Эта же выглядела так, словно ее вот-вот стошнит. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – Нортон очень живо представил себя на ее месте.

– ЭЙ! – Нортон вздрогнул, оборачиваясь на крик.

За спиной стояла худенькая рыжеволосая девушка. Из-за скрипов Кинетического Дома Нортон не слышал, как она подошла, и потому ее появление оказалось для него полной неожиданностью. Будто девушка была привидением и попросту материализовалась из дождя. Чуть болезненная бледность лица и глубокие серые глаза свидетельствовали в пользу именно этой версии. Ей бы чертовски пошло длинное платье, но она была одета в мятый рабочий комбинезон и клетчатую рубашку с закатанными рукавами. Руки были заляпаны машинным маслом, а поперек лба протянулась черная полоса. Из кармана комбинезона торчал тяжелый разводной ключ – девушка держала на нем ладонь, как на рукоятке револьвера. В другой руке у нее было жестяное ведерко, из которого выглядывали пучки моркови, репа и прочие корнеплоды.