Сейчас, во всяком случае, Иоганну Непомуку следовало тянуть время, ссылаясь на внезапность ситуации и на отсутствие свободных денег у тех, у кого Алоиз мог бы их сразу потребовать. Немедленно необходимо было выплатить ему какую-то небольшую определенную сумму, чтобы, повторяем, не обострять отношения, да и сделать Алоиза тем самым уже в какой-то степени сообщником, затрудняя этой по существу взяткой последующий шантаж с его стороны — ведь Алоиз располагал сведениями о преступных действиях, которые заведомо требовали вполне официального расследования.

В дальнейшем наверняка должны были последовать новые выплаты — и сразу или не сразу, но этот процесс мог и должен был принять регулярный характер.

Самым заметным результатом возобновления отношений Алоиза со шпитальской мафией оказалось общеизвестное событие, на странность и таинственность которого не принято обращать никакого внимания: в 1873 году Алоиз обзавелся тринадцатилетней служанкой — Кларой Пёльцль, будущей матерью Адольфа Гитлера.

Мазер пишет об этом так, начиная с уже процитированного выше неверного утверждения: «1873 г.: Женитьба [Алоиза Шикльгрубера] на дочери таможенного служащего Анне Гласль, которая на 14 лет старше его.

Болезнь жены. Помощь по хозяйству оказывают родственники и подруга юности Клара Пёльцль из Шпиталя» [333] — Мазер тут предстает во всем своем блеске, добавляя к прежним ошибкам то, что называет Клару подругой юности Алоиза, в то время как она родилась 12 августа 1860 года и была, повторяем, моложе своего будущего супруга на 23 года.

Мазер упорно именует Клару подругой детства и юности Алоиза и по другим поводам, подводя, например, итоги ее жизненного пути к моменту смерти ее мужа, все того же Алоиза, в 1903 году: «Судьба оказалась к ней неблагосклонной. То, чего она ожидала от брака с умным, ловким и самоуверенным другом детства, соседом и родственником из Шпиталя, не сбылось». [334]

При написании подобных строк Мазер явно на минуточку забывает, что Алоиз и Клара хотя и были соседями, но он, повторяем, окончательно покинул Шпиталь в 1853 году, а она хотя и родилась в соседнем доме, но произошло это, снова повторяем, только в 1860 году; познакомиться же они могли только в этом, 1873 году! Иначе, чем халтурой, такое не назовешь!..

Это, впрочем, вовсе не случайное проявление категорического равнодушия, высказываемого историками к столь незначительнейшей личности — Мазер тут совсем не одинок. Все биографы Гитлера явно недооценили эту серенькую мышку — не повлияли на них в этом отношении даже та любовь и уважение, которые неизменно высказывал в адрес своей матери сам Адольф Гитлер: «Его робкая и пугливая, как мышка, мать, Клара Пецль — одна из немногих, к кому Гитлер испытывал искреннюю привязанность». [335]

А ведь этот рекордсмен всякого рода закулисной деятельности никогда не делился ни с кем подробностями того, у кого же он сам изучал азы знакомства с этим искусством!..

О Кларе, уже замужней, Фест, например, высказывается так: «Свои обязанности по дому Клара исполняла незаметно и добросовестно, она регулярно, повинуясь пожеланию супруга, посещала церковь и даже уже после вступления в брак так и не смогла полностью преодолеть прежнего статуса служанки и содержанки, каковой она и пришла в этот дом. И годы спустя она с трудом видела себя супругой «господина старшего чиновника» и, обращаясь к мужу, называла его «дядя Алоис». На сохранившихся фотографиях у нее лицо скромной деревенской девушки — серьезное, застывшее и с признаками подавленности». [336]

Мы, со своей стороны, рискнем заявить, что это — самый таинственный персонаж во всем нашем повествовании; с большим трудом нам удавалось весьма незначительно продвигаться в исследовании подробностей ее поступков и тем более в выяснении их мотивов.

Зачем и почему она вообще появилась в доме Алоиза?

Заметим сразу, что на это требовалось безусловное взаимное согласие и Алоиза, и Иоганна Непомука; едва ли мнение на этот счет ее родителей было весомее желаний ее деда, всесильного в Шпитале.

Заметим далее, что безопасность самого Алоиза, возникшего во всем его чиновничьем великолепии в Шпитале в 1873 году, была весьма относительной — и это он сам должен был прекрасно понимать.

Едва ли, поэтому, он мог появиться там с единственным оригиналом имеющихся у него компрометирующих документов: тогда бы и кройцера было бы невозможно дать за его голову — и никакой мундир его бы не спас! Иностранный паспорт — это не бронежилет, как выразился некий реальный персонаж в Москве 1991 года!

Алоиз наверняка должен был застраховаться таким образом, чтобы в случае его внезапной смерти собранным им компрометирующим материалам был бы немедленно придан официальный ход — и в его интересах было сразу объяснить это его оппонентам в Шпитале.

Несомненно, однако, что Иоганну Непомуку было нелегко отказаться от идеи подобного разрешения всех проблем и после завершения их критической встречи в Шпитале в 1873 году. Теперь Иоганну Непомуку следовало провести разведку того, где же и как же хранятся эти документы, и нет ли возможности до них добраться. Но как это можно было сделать без лазутчика в лагере противника?