Шрифт:
Только старшина сразу перестал брызгать. Пошел по кабинам искать, кто там выражается. А на весь длинный объект – никого. Тишина как на кладбище. Страшновато, даже мухи подозрительно умолкли, Вернулся старшина к своей прежней нужде, только настроился, а рядом голос опять:
– Здесь я, здесь!
Старшина с опаской заглянул в провал, а там, внизу, из темноты на него лицо человечье смотрит, зубами улыбается.
Старшину в госпиталь отправили. Нервное что-то. Говорили, что вообще отливать перестал. Замыкание, видимо.
А Шевцова вытянули, целого, правда, без кирз, но в портянках. Портянки он хорошо заматывал. Два дня харчи в котелке получал, двойную порцию давали, лишь бы в столовке не появлялся.
Начальство решило: ответственную работу ему доверять нельзя. Армия урон терпит по комсоставу. Определили дневальным, на постоянно, меньше вреда будет. Нас целый день муштровали, ног не чуем, а Ваня у дверей на табурете дремал.
Иногда как спросонья оживал, потянется:
– Эх… у нас сейчас на Десне…
И опять кемарит, табуретку греет.
Ночью дежурный офицер заглянет, Шевцов на всю храпящую казарму орет:
– Взвод, встать! – и докладывает, мол, все в порядке.
Мы его не били, знали, что не со зла.
Но главный цирк возникал на политзанятиях. Не любил он эти часы. Сам признавался:
– Мне легче в нужнике стоять, чем в красном уголке.
В красном уголке тогдашнее правительство в полном составе висело на стене. Старлей указкой водил по всем портретам, интересовался:
– Кто это? А это кто?
Шевцов одного Ворошилова в лицо знал. И еще – что маршал он.
– А должность какую имеет?
– Маршал, – отвечает.
– Пойми, Шевцов: по должности товарищ Ворошилов – Председатель Верховного Совета. Понял?
– Чего ж тут не понять.
– Кто же товарищ Ворошилов по должности?
– Маршал.
Старлей на Шевцова смотреть не может.
– Слушай сюда, Шевцов. Маршал – это воинское звание. Председатель Совета – это должность. Вот ты, Шевцов, по званию рядовой, а по должности – телефонист, ясно? То же самое и с маршалом Ворошиловым. Так кто же маршал Ворошилов по должности? Думай!
Шевцов подумал и говорит:
– Телефонист.
2
Так что Ваню Шевцова я дотошно изучил. Его за машиной послать, он или Горький не найдет, или машину потеряет.
Вот заместо его и поехал. Начальство упросило. Сам завгар в курсе, что мне на заводе все ходы-выходы знакомы. И дружок в городе имеется, по снабжению служит, давно не видались.
Правда, долго уговаривать не пришлось – люблю в поезде кататься. Любая машина: легковушка, грузовая для меня – работа, а в поезде – отдых.
Это у меня с малолетства – к поезду прикипел. Бывало, пацаном, пасешь корову изо дня в день вдоль железки, скучища дремотная. Солнце висит, не шелохнется. В траве конники стрекочут без умолку. Одно развлечение – поезда. Еще паровоз вдалеке, а увидит нас и гудит, как своим знакомым, будто здоровается. Потом – враз: грохот, ветер в лицо, земля под ногами ходуном, – страх берет, и стоишь оглашенный. А оборвался гул, хочется бежать за последним вагоном, и бежишь вслед, кричишь что-то от неизвестной радости, пока в конце рельсов вагон из глаз не пропадет.
С той поры и стал поезд наособицу. Может, от этих чувств я и за баранку сел, кто знает…
За окном вагона кружит обычная география: леса, клочок житного поля, домики под серой дранкой, колодезный журавль – всегдашние виды, а мне они любы.
От безделья иной раз задумаешься: вроде по ту сторону вагона другая жизнь – неторопкая, ладная, не наша, дерганая. Думаешь: тут, наверно, иначе встречают друг дружку, сосед не только для пузырька – для согрева душевного. Может, здесь и есть тот пятачок земли, где не калымят, не тащат с оглядкой, где за работу живут без нужды…
Вон, на придорожной полосе мужик в тельняшке косит рослую траву. Шаг за шагом, мерно, в охотку, – загляденье. Помню, пацаном брали меня на косьбу. У деда коса под травой шипела. Больше всего хотел тогда косить и сапоги тачать. В ту пору все село, считай, босоногое было.
Конечно, кто с малолетства только асфальт нюхал, ему потеха: махай, дядя, старайся, стряхивай пот. Другие, мол, в космос пуляют, а ты, чурка, косой бжикаешь…
Кому – смехи, а мне на того мужика смотреть отрадно. Должно быть, в этих краях родники целебные или почва влияет, и не родятся здесь олухи да злыдни. Жаль, нет остановки – проверить.