"Хэмилтон Дэйвис!" – услышал я голос Тейта Хаггинса. Вот кого я рад был увидеть! Сколько вечеров мы прокалякали на веранде дома нашего братства! Тейт мог бы вести колонку сплетен в какой-нибудь газете – сколько он знал обо всех: кто гоняется за девушками из близлежащего пансиона, чью куколку спрятали на крыше, кого накалывают школьницы, звоня по телефону и шепча страстные слова. Помню, однажды к нашему дому подъехала машина, битком набитая какими-то девочками и одна из них крикнула: "Ну, кто хочет прокатиться?" Росс Миллер моментально перескочил через перила, впрыгнул в машину с одной стороны и тут же выпрыгнул с другой. "Ай, – сказал он, – там Филлис и Дебра". Филлис и Дебра были известные всей округе уродины: даже доведенные до отчаяния и готовые на все ребята не отваживались с ними гулять. Тейт еще долго рассказывал о том, как Миллер вскочил и выскочил из машины. Нам эта история никогда не надоедала.

– Здорово, дружище, – сказал я, – ну, как ты? Что слышно о Россе Миллере?

– Видел его в Лос-Анджелесе два месяца назад. Он там заведует одним из универмагов "Мейси".

– Помнишь, как он вскочил в машину, где сидели Филлис с Деброй?

– Их так звали, да? Его магазин торгует нашими карманными калькуляторами. Распродаются моментально.

– Что за калькуляторы?

– "Хьюлетт-Паккард". Наша фирма находится в Пало-Алто. Недавно мы заключили еще одну сделку с «Мейси»: теперь будем поставлять нашу продукцию и в Нью-Йорк. Представляешь, с семьдесят второго года мы продали триста тысяч вот таких штучек.

И с этими словами он вытащил карманный калькулятор и начал показывать стоящим вокруг, что эта машинка умеет делать. Машинка и вправду была потрясающая – Тейт мог бы продать с десяток таких не сходя с места. Я поплелся к другому официанту с напитками.

Кульминацией встречи был показ слайдов после ужина. Известные на курсе остряки Хауэлл Харрисон и Аарон Шапиро отобрали с сотню картинок из старых ежегодников и соединили их с записями песен пятидесятых годов и с цитатами из нашей университетской газеты. Все это звучало безумно ностальгически, что я, вообще-то, люблю, а когда в конце раздался университетский гимн, а потом еще Барбара Стрейзанд запела "Какими мы были", у многих, как и у меня, глаза были "на мокром месте".

Около полуночи все стали разъезжаться, но мы с Сарой Луизой решили еще пройтись по территории университета. Очень многое тут изменилось, лишь отдельные кусочки сохранились такими, какими мы их помнили. Мы прошли мимо здания Кэлхаун-холла, где я когда-то стоял и смотрел, как Сара Луиза очаровывает массы. В Кэлхаун-холле прошли одни из моих лучших занятий, а в Сайенс-холле, что напротив, – одни из худших. А что сделали с Сентрал-холлом? В пятидесятых годах там было женское общежитие. Как звали ту девочку, которая там жила и с которой гулял Уилл Меткаф? О ней еще сочинили песенку и вогнали Уилла в такое смущение, что он перестал с ней встречаться. А вот там мы устроили снежный бой, когда в пятьдесят первом вдруг случился буран; а вон там, на террасе Рэнд-холла, рос мой ананас. Тысячи давних воспоминаний внезапно нахлынули на меня. Где сейчас те времена? Что осталось от них? Только то, что я продолжал носить в своей голове. И все те люди, которые собрались на нашу встречу, были похожи вот на эти места: старые друзья, внезапно превратившиеся в незнакомцев. Тогда, в пятьдесят четвертом, я и представить себе не мог, что Крокетт, Пек или Тейт когда-нибудь станут мне чужими, а теперь получалось, что, хотя мы и испытали сегодня какие-то чувства, их как бы уже и не существовало.

Когда мы вернулись домой, Сара Луиза сразу легла спать, а я был так возбужден, что еще долго бродил по комнатам. Если бы еще недавно кто-нибудь спросил, сколько у меня друзей, я бы ответил, что сотни. Сегодня же я понял, что у меня нет ни единого друга. Да, я знал множество людей, но все они были подобны Вандербилтскому университету – все они принадлежали прошлому. Я зашел в кабинет, хотел было включить телевизор, но, сам не зная почему, вдруг взял с полки книгу. Когда это случалось со мной в последний раз? Удивительным образом я открыл книгу на том месте, где было написано про университет:

"Стояла неделя Большой регаты. Оксфорд – ныне потопленный, сметенный с лица земли, безвозвратно ушедший, подобно сказочному Лайонессу, – так стремительно обрушились на него потоки воды, – Оксфорд в те дни был городом с гравюры. По его просторным, тихим улицам ходили, разговаривали люди – так же, как они ходили и разговаривали еще во времена Ньюмена; все – и его осенние туманы, и его сероватые весны, и редкое великолепие его летних дней – таких, каким был тот день, когда цвели каштаны, а над фронтонами и куполами несся громкий и чистый колокольный звон, – все дышало мягкой сыростью тысячелетий учения".

Боже, как хорошо! Что это за книга? "Возвращение в Брайдсхед"? Ивлин Во? Я быстро пролистал страницы, нашел пролог и прочитал: "Достигнув расположения роты на вершине холма, я остановился и оглянулся на лагерь, только-только завидневшийся сквозь утренний седой туман". Я схватил книжку и сел. Столько времени я искал что-нибудь заслуживающее внимания, и вот теперь, когда казалось, что все потеряно, я наткнулся на это; остаток ночи я провел вместе с Чарльзом, Энтони Себастьяном. Солнце уже стояло высоко, когда я прочитал последние строки: "Убыстрив шаг, я подошел к хижине, служившей нам приемной. "У вас сегодня какой-то особенно бодрый вид", – сказал мне заместитель командира".

Как раз в эту минуту открылась парадная дверь и появилась Дорин, наша приходящая служанка, и первое, что она сказала, было, конечно же, "Бодрый у вас сегодня вид. Наверно, хорошо выспались после вчерашнего".

– Я всю ночь читал.

– Как, и спать не ложились?

– Сейчас лягу.

– А миссис Сара Луиза встала?

– Нет еще. Она вчера совсем измоталась, и девочки тоже пришли поздно. Пусть поспят, сегодня ведь суббота.

– Начну с серебра. – У Дорин был выходной, но вечером у нас должны были быть гости, и она пришла помочь. – Да, вид у вас точно бодрый!