Впоследствии по завершении каждой нашей сделки Вильбер звонил мне сообщить, где меня ждут вильбретки. И хотя повальное увлечение лицензиями явно пошло на убыль и вафельный бизнес зачах, деньгу зашибить Вильбер все-таки успел. Прибыль он вложил в недвижимость, в результате чего снова неплохо заработал. Я поневоле восхищался Вильбером. У него был какой-то нюх на людей, знающих свое дело. Это относилось и к вильбреткам, и к другим, гораздо более важным персонам. Вдобавок он был прекрасным клиентом, и я даже иногда спрашивал Сару Луизу, не пригласить ли нам как-нибудь Вильбера пообедать. Ответ был всегда один и тот же: «Этот пошляк в жизни не переступит порог моего дома». Время от времени сам Вильбер заикался о том, что он бы и рад позвать нас в гости, да вот со старухой у него всякие сложности. О жене Вильбера поговаривали, что она – тихая, забитая женщина из Техаса, которой и нужна-то самая малость – развод; в конце концов она этот развод получила.

Чтобы развеяться после бракоразводного процесса, Вильбер отправился со своими вильбретками на гастроли в Европу. Вернувшись, он показывал мне хвалебные отзывы о своих концертах, говорил, что задумал построить дом и грозился никогда больше в Европе не выступать – если снова будет такой же прием. "Они что, не знают, кто я такой? Селят, понимаешь, в каких-то сараях. И кого – Вильбера Вейкросса!" Я уже успел позабыть о его планах насчет дома – на юге Франции Вильбер увидел какой-то дворец и захотел иметь такой же, – но он напомнил мне про них, придя в банк за ссудой. Строительство было в самом разгаре, когда Вильбер решил, что дальше всем займется архитектор, а сам он отправится в кругосветное турне. Чтобы обеспечить себе на этот раз достойный прием, Вильбер попросил меня связаться с банкирами во всех городах, где у него состоятся концерты; когда же я ему заметил, что банкиры не занимаются шоу-бизнесом, он обиделся. Не прошло и дня, как я уже названивал и отправлял письма во все части света. Турне получило триумфальный успех; Вильбер даже слал мне телеграммы, в которых сообщал, что живут они как у Христа за пазухой и что Дублин, Лондон, Франкфурт, Рим, Кейптаун, Йоханнесбург, Токио и Сидней в полном восторге от его шоу "За баранкой вокруг света". Вскоре после своего возвращения Вильбер позвонил мне и попросил слетать с ним на Си-Айленд – посмотреть какие-то земельные участки. Я приехал в аэропорт, где мы договорились встретиться, но не успел поставить машину на стоянку, как подкатил Вильбер в своем "БМВ".

– Сигай ко мне, мужичок, – позвал он. – Насчет Си-Айленда это я так, пошутил. Да ты не дрейфь, к завтрему вернешься, просто я подумал, что тебе так легче будет смотаться из дому – если скажешь, что по делам. А то, поди, старушка твоя взбрыкнула бы, если б узнала, что эту ночку ты проведешь во дворце Вильбера Вейкросса.

Через полчаса мы уже подъезжали к новому дому Вильбера, стоявшему на берегу озера Олд-хикори-лейк. Раньше я у него здесь не бывал и ожидал увидеть какие-нибудь неоновые надписи у ворот и розовых фламинго на лужайке, но я опять недооценил Вильбера. Снова он нашел себе человека, который знал свое дело. Дом, так поразивший воображение Вильбера во Франции, был виллой на Кап-Ферра. Со стороны улицы была видна лишь высокая стена, скрывавшая от любопытных глаз то, что находилось внутри, а внутри – внутри асфальтированная дорога вилась среди фруктовых деревьев и сосен, и когда за последним поворотом моему взору предстал сам дворец, у меня создалось полное впечатление, что я попал на Ривьеру. Крышу, балконы и веранды обрамляли балюстрады – в стиле конца прошлого века, – а изящные тенты дарили прохладу среди жарких лучей августовского солнца.

Вильбер повел меня по комнатам, и я сразу убедился, что над ними тоже поработал специалист.

– Вот, мужичок, гостиная, – давал пояснения Вильбер. – Обрати внимание на панели, выполненные в духе неоклассицизма, а также на люстру восемнадцатого века из венецианского стекла. А как тебе этот пуф посередке? Заметь, мужичок, что панели и детали потолка создают тональный резонанс с китайским фарфором. А вот тут, в столовой, у меня бело-голубой фарфор – старинный, понимаешь ли, целую коллекцию отхватил. И хрустальная люстрочка – тоже старинная, ничего смотрится, правда? Тут ведь что, мужичок, получается: тонкий колорит архитектурных деталей оттеняет окружающую обстановку посредством мягких цветовых модуляций. Такие вот дела, мужичок.

Затем была осмотрена библиотека, оклеенная обоями под дерево и с камином в стиле Людовика Шестнадцатого; на стенах висели полотна Де Кирико, Сассю, Кампили и Розаи; свет, падавший сквозь застекленную крышу, оживлял лестницу с развешенными вдоль нее картинами Чинь-яроли; в спальне стояла кровать красного дерева под пышным балдахином. Полчаса мы бродили по комнатам, глазея на всю эту роскошь, пока не добрались до бара с обшитыми деревом стенами и с огромным окном, из которого открывался великолепный вид на озеро. К тому времени я уже было решил, что мы в доме одни, но тут наконец-то увидел живых людей: шестерых вильбреток и трех приятелей Вильбера. На ходу чмокнув кое-кого из девушек в щечку, Вильбер бросил своим друзьям: "Спасибо, ребята, что заглянули. Приезжайте опять, когда я буду посвободнее, а сейчас нам тут надо обсудить всякие дела", – и все трое – агент Вильбера Эбби Остерлиц и два гитариста из ансамбля, – ни слова не говоря, удалились, после чего Вильбер обратился с речью к вильбреткам: "Ну, моего лучшего друга Хэмилтона Дэйвиса все вы, конечно, знаете. Сегодня мы проведем вечерок в семейном кругу, и вы, девочки, покажете, как мы умеем принимать гостей. Считается, что мы с Хэмилтоном уехали на Си-Айленд, так что все это строго между нами. Никому ни слова, понятно?"

Вильбретки заулыбались и согласно закивали. И кто это только их так выдрессировал? Бесшумно двигаясь, они прислуживали нам, словно гейши. Меня усадили на какой-то огромный пуф, принесли отборное виски, и три вильбретки уютно примостились рядом. Вильбер растянулся на подушках в другом конце комнаты и потребовал себе мартини. Вильбретки, одетые в шорты, пили только сидр. Я мало кого знал из компании, потому что за то время, что я был знаком с Вильбером, у него сменилось порядочно девушек, – правда, надо сказать, новые всегда были лучше прежних, а развлекаться любили все. Вильбретки рассказывали о своем кругосветном турне, говорили, что на этот раз им оказали хороший прием и все благодаря мне – ведь это я позвонил и написал кому нужно. Они рассыпались в благодарностях и гладили мои руки и ноги. Когда прибыла новая порция напитков, вильбретки прикурили сигареты с марихуаной и пустили их по кругу. За окном в закатных лучах солнца поблескивала озерная гладь, яхты и катера рассекали золотистые дорожки на воде. Где мы находились – в Виллафранке или, может быть, в Монте-Карло? Вильбретки попивали сидр, покуривали сигареты и рассказывали всякие байки про эстрадную жизнь. Я тоже иногда начинал что-то говорить, и тогда они слушали меня внимательно, но без излишнего любопытства. Они без устали сновали между Вильбером и мной; мы и вправду были одной семьей, и дух доброжелательства, словно благовонный дым, заполнял все кругом. Вот эта вильбреточка – как изумительно она массировала мне шею, а вот та – с каким изяществом она сняла с меня ботинки, чтобы растереть мне ноги!

Когда солнце скрылось за холмами, окружавшими озеро, Вильбер сказал, что пора бы заморить червячка, и я подумал, что сейчас вильбретки принесут нам поднос с какими-нибудь закусками, но они поднялись и повели нас в столовую, где стоял обеденный стол красного дерева, а стены были обиты штофом. Прислуживал нам официант-негр в черном галстуке. За консоме с тонкими ломтиками поджаренного хлеба последовал ростбиф из телячьей грудинки, тарталетки и брюссельская капуста под масляным соусом – все в сопровождении старого бургундского вина. На десерт был подан маседуан из фруктов в шампанском, а также пропитанные коньяком шоколадные трюфели, которые мы запивали "Вдовой Клико". Вильбретки наперебой болтали что-то об эстрадных звездах и о том, как они когда-то выступали в разных захолустных местечках. Как многого им удалось достичь, как рады они своей теперешней жизни! Вильбер заметно опьянел: исчез его тягучий говорок и изъяснялся он уже в таком роде: "Понимаешь, старик, все эти значимые взаимоотношения, отрицательная обратная связь, ну, да ты понимаешь, старик…"

Когда официант принес бутылку "Реми Мартена", легкие сигарки для девушек и две роскошные «гаваны» для нас с Вильбером, Вильбер медленно поднялся, держась за стол, и сказал: "А теперь посмотрим кино". При этих словах вильбретки захихикали, и мы все направились в комнату, где был натянут экран, и повалились в живописном беспорядке на необъятных размеров диван. Пока две вильбретки взбивали мне подушки под голову, третья пошла запускать кино. Это был французский порнографический фильм, причем, надо сказать, не из худших: яркие краски, хорошенькие актрисы, которые хотя и не умели играть, но поскольку говорили по-французски, воспринимались снисходительнее. Сюжет был такой: пожилой господин сидит с женой на пляже, замечает молодую блондинку и думает, ах, какая курочка! Жена лезет ему рукой между ног и говорит: "Mon dieu, tu bandes!", [87] после чего ведет его в купальную кабинку с идеей использовать этот момент. Там он трахает ее сзади, причем оба они все время смотрят в дырочку на блондинку. Жена спрашивает: как насчет этого лакомого кусочка? – и он отвечает: да, с большим удовольствием, только ему сейчас надо в Париж по делам. Тогда жена говорит: не страшно, я ее пока обработаю, когда вернешься, она тебя будет ждать тепленькая. Дальше показывается, как господин этот трахает разных девиц по дороге в Париж, а жена его в это время развлекается с блондинкой.