Вот в этом-то пункте Ронге и встретил полное понимание и согласие со стороны двоих остальных!!

Якобы в то самое время, когда в ресторане «Гранд-отеля» решалась его судьба, Редлю также предстояла застольная беседа, но, разумеется, в иной компании. Об этом рассказывает Роуэн:

«Возвратившись в гостиницу, Редль встретил доктора Виктора Поллака, который ждал его.

— Пошли, Альфред, мы же собирались поужинать в «Ридхофе», — напомнил он. /…/

Полковник не возражал, обронив только, что ему необходимо переодеться. Поллак был одним из известных правоведов Австрии и довольно часто встречался с Редлем на процессах по шпионским делам». [334]

Виктор Поллак (не имеющий, конечно, никакого отношения к Гуго Поллаку, упомянутому в связи с Бартом-Иечесом) в описываемый момент был, на самом деле, не каким-то правоведом, а весьма значительным официальным лицом: он занимал пост главного прокурора генеральной прокуратуры верховного кассационного суда Австро-Венгрии. [335] Естественно, что Поллак хорошо знал Редля: они вместе добивались торжества правосудия на шпионских процессах, где Поллак был главным обвинителем, а Редль выступал в роли эксперта.

«Детектив подслушал их разговор и немедленно позвонил своему шефу. Потом отправился в «Ридхоф», чтобы переговорить с метродотелем.

Когда Поллак и Редль сели за столик в отдельном кабинете, их обслуживал официант, агент секретной полиции. Но слышал он мало, так как Редль был не в духе и почти ничего не говорил, особенно в его присутствии». [336]

Последующие строки опровергают то, что Редль почти ничего не говорил, но подтверждают, что он почти ничего не говорил в присутствии официанта, т. е. вел себя вполне профессионально:

«Спустя некоторое время Поллак прямо оттуда позвонил шефу полиции Вены Гайеру, чем крайне озадачил агента-официанта.

— Вы еще работаете, мой друг, а ведь уже довольно поздно, — произнес Поллак вместо приветствия.

— Я жду дальнейшего развития событий в одном довольно важном деле, — ответил тот.

И тут Поллак принялся рассказывать ему о несколько необычном поведении полковника, который был каким-то непривычно мрачным и явно чем-то сильно расстроенным, даже признался в допущенных ошибках морального плана, не назвав, впрочем, их сути.

— Скорее всего, он переработал, — продолжал Поллак. — Редль просил меня организовать как можно быстрее его возвращение в Прагу и чтобы эта поездка была удобной и приятной. Не можете ли вы дать ему кого-нибудь в качестве сопровождающего?

Гайер возразил, что ночью вряд ли что можно организовать, добавив:

— Успокойте полковника и скажите ему, чтобы он завтра же утром зашел ко мне. Я сделаю для него все, что в моих силах.

Возвратившись в кабинет, где они ужинали, Поллак сказал Редлю в присутствии официанта:

— Будем, пожалуй, заканчивать. Уверен, что мы для вас что-нибудь организуем.

Агент-официант, который слышал и разговор адвоката [337] с начальником полиции, и слова, сказанные им полковнику, был в недоумении. Не собираются ли они спустить все на тормозах? Может, в дело вмешался генеральный штаб, чтобы воспрепятствовать организации судебного процесса и оградить предателя от заслуженного наказания?» [338]

Но опасения агента-официанта оказались напрасными: в то время, как Редлю была обещана на завтра правовая помощь и поддержка, начальник Генерального штаба и двое его подчиненных, как нам известно, приняли решение, что до этого завтра Редль дожить не должен!

О совпадении во времени двух разных бесед в двух различных ресторанах сообщают и Ронге, и Урбанский.

Цитируя текст Ронге в нашем предшествующем разделе, мы сделали умышленный разрыв между фразой: «Нужно было еще получить согласие коменданта города на арест, но дело не терпело отлагательства» — и более поздней: «Необходимо было действовать немедленно». В оригинале разрыв между этими фразами занимает такое сообщение Максимилиана Ронге:

«Лучший друг Редля, один присяжный поверенный, сообщил статскому советнику Гайеру из «Ридхофа», где он обедал вместе с Редлем, что Редль странно вел себя и проявил признаки депрессии, позволяющие заключить о его намерении лишить себя жизни. Повидимому, эпизод с футляром ножика возбудил подозрения Редля, он, вероятно, заметил слежку за ним двух сыщиков и понял, что его предательство обнаружено» [339] — вот тут-то из Ронге и изверглась фраза, повторяемая нами в третий раз: «Необходимо было действовать немедленно»!