Рядом с бревном я увидел черную змею длиной с полметра, которая медленно заглатывала ящерицу.

— Быстро, быстро, лови его! — Кларенс захлебывался от возбуждения.

— Да... знаешь ли... э-э... наверное, я ее сначала поснимаю,— надо было выиграть время.— Чарльз, иди сюда, быстрей!

Змея между тем невозмутимо продолжала свое дело. Голова и часть туловища ящерицы уже исчезли, из углов рта змеи торчали кончики передних лапок жертвы, прижатых к телу. Ящерица была раза в три толще змеи, и, чтобы справиться с таким блюдом, змее пришлось буквально отвалить нижнюю челюсть. Напряжение было так велико, что глаза змеи почти вылезли из орбит.

— А-а! — кричал Кларенс, распаленный до предела,— Давиди, ты давай ловить эта плохой змея!

— А она что, очень плохая змея? — спросил я нервно.

— Я не знай,— отвечал он, весь во власти происходящего,— но я думай — она узасно плохой.

Чарльз тем временем уже стрекотал камерой. Оторвавшись на секунду, он посмотрел на меня.

— Я бы не прочь помочь,— интонация у него была издевательски-самодовольная,— но я просто обязан запечатлеть предстоящую демонстрацию исключительного бесстрашия.

Змея уже добралась до задних лап ящерицы. Процесс поглощения происходил без всяких рывков и лишней суеты: ящерица все время оставалась в неизменном положении по отношению к поверхности земли, в то время как хищница медленно натягивалась на свою жертву. При этом она то изгибалась, то распрямлялась, ее движения напоминали манипуляции, с помощью которых обычно вдевают резинку в пижамные штаны.

Почти все обитатели деревни окружили арену действия и ждали. Наконец кончик хвоста ящерицы исчез в недрах змеи, и неимоверно раздувшаяся маленькая хищница тяжело поползла прочь.

Для дальнейших промедлений я не имел повода. Найдя палку с рогаткой на конце, я ткнул ее в область змеиной шеи и пришпилил ползучую тварь к земле.

— Чарльз, помоги,— взмолился я,— без мешка я больше ничего не смогу сделать.

— А вот и он,— радостно сообщил Чарльз, вытаскивая из кармана маленький хлопчатобумажный мешочек и раскрывая его. Подавив вздох облегчения, я направился обратно к хижине, изо всех сил стараясь придать себе естественно-небрежный вид.

Кларенс и остальные зрители трусили за моей спиной.

— Может, мы находить больсая-больсая отень кусатий змея и ты показать нам, как ты ловить эта стука,— слышал я позади возбужденный голос Кларенса.

Прошла неделя, прежде чем я смог показать свою добычу Джеку.

— Абсолютно безвредна,— коротко заметил он, беря змею без всяких предосторожностей,— совершенно заурядный экземпляр. Я ее выпущу, не возражаешь?

Он опустил змею на землю возле куста, и та, извиваясь, быстро исчезла в траве.

Как-то поздно вечером к нам подошел один подросток. На плече он нес духовую метательную трубку, а в руке держал полотняный мешок.

— Давиди, ты хотел эти стуки? — застенчиво спросил он.

Я открыл мешок и осторожно заглянул внутрь. Там, на самом дне, совершенно неподвижно лежало несколько крошечных колибри. Быстро закрыв мешок, я в радостном возбуждении понесся к хижине. Одну за другой я пересадил крошек в клетку, сделанную из упаковочного ящика. К нашей радости, птички тут же взлетели, исполнили в клеточном пространстве несколько стремительных пируэтов, потом зависли и, дав резкий задний ход, уселись на тонкие жердочки. Я обернулся к индейцу, стоявшему рядом.

— Как ты их поймал? — спросил я.

— Трубка — дуй эти стуки,— он протянул мне стрелу. На ее заостренный кончик был налеплен воск.

Я снова повернулся к колибри. Легкий удар тупой стрелой, очевидно, только оглушил их, и теперь они, как ни в чем не бывало, порхали по клетке.

Одну птичку я смог определить. Это было особенно прелестное создание размером не более пяти сантиметров. Перед нашим отъездом из Лондона я зашел в Британский музей и был совершенно очарован одним экземпляром колибри. Эта нежнейшая и великолепнейшая из всех виденных мною колибри называлась Lophornis ornatus, хохлатая кокетка. То, что изумляло даже на музейном экземпляре, здесь, в живом калейдоскопе движения и красок, производило такое впечатление, что дух захватывало. На крошечной макушке вызывающе торчал короткий топазовый хохолок как бы с рубиновой подсветкой. Под тончайшим, острым, как иголка, клювом радужным блеском сверкало изумрудное ожерелье, а миниатюрные щечки были обрамлены пушистыми «мушками» топазовых перьев с изумрудным крапом.

Я был потрясен, но в то же время и встревожен, потому что, хотя я и очень надеялся на встречу именно с этим видом колибри, было решено, что поимкой колибри займется Джек. Поэтому мы оставили ему в Камаранге все необходимые приспособления для кормления этих птиц.

Пища колибри — нектар лесных цветов. В неволе они охотно пьют растворенную в воде смесь меда и концентрированного молока. Кормятся они только на лету, поэтому нужны специальные бутылочки с пробкой и малюсеньким носиком внизу бутылки, откуда они могли бы слизывать питательный раствор. Таких бутылочек у нас с собой не было.