Шрифт:
Ей не хотелось вникать во все эти сложности.
— Подождите! — Она видела, что с ним что-то не так. — Вы и впрямь полагаете, что можете ехать? У вас такой утомленный вид.
— Посмотрел бы я на вас в моем возрасте, — пошутил Ракоци, пытаясь ее подбодрить. — Впрочем, вы заслуживаете прямого ответа. Я… я несколько голоден, но это не срочно. Я вполне смогу выдержать длительный путь. — Он снял с вешалки плащ и пошел к двери.
Деметриче не шелохнулась.
— Если я могу чем-то помочь, — произнесла она, внутренне содрогнувшись, — то… Вам вовсе незачем покидать свой дом голодным.
Ракоци замер, глаза его потеплели.
— О, дорогая!
Он усмехнулся и с нежным укором сказал:
— Посмотрите-ка на себя, вы побледнели от страха. В мраморной статуе больше податливости, чем в вас. — Ему хотелось к ней подойти, но не хотелось пугать, и он остался на месте. — Знайте, я беру кровь лишь у тех, кому это не претит. А вы хотите принести себя в жертву. Я благодарен вам за этот порыв. Я знаю, что он продиктован лучшими побуждениями, но — нет.
— Нет? — Глаза Деметриче расширились, она готова была рассердиться. — Если вы думаете, что я не смогу дать вам то, чего вы желаете…
Он помотал головой.
— Нет, Деметриче. Боюсь, этого не смогу дать вам я.
Он не оставил ей времени осмыслить сказанное и требовательным кивком указал на дверь.
— Время не ждет. Нам нужно подписать договор.
Деметриче покорно последовала за ним. На площадке парадной лестницы Ракоци остановился и тщательно закрыл потайную дверь.
— Я думаю, будет правильно, — сказал он, оглядывая панели, — если вы перекроете все входы в секретные комнаты, кроме того, что ведет в них со стороны кухни. Полагаю, палаццо обыщут еще не раз.
— Но для чего? — Деметриче вскинула брови. — Неужели вы думаете, что приор на это пойдет? Какой ему смысл дергать стражников понапрасну?
— Фактически Флоренцией правит уже не приор. А Джироламо своего не упустит. Ему явно захочется прибрать все это к рукам. По этой причине я и передаю палаццо под вашу опеку, — Он стал подниматься по лестнице.
Деметриче призадумалась, потом возразила:
— Но у женщин права иметь собственность нет. Синьория опротестует сделку, а потом пустит дом с молотка.
Ракоци уже стоял на верхней площадке.
— Поднимайтесь сюда. Мы заключим временное соглашение. Женщинам позволительно выступать в качестве доверенных лиц. Не забывайте только платить налоги, и никто — ни Синьория, ни Савонарола — не сможет претендовать на дворец.
Ее лицо выразило сомнение.
— Что ж, если вы так уверены…
Они вошли в кабинет.
— Налоги и собственность, милая донна, уважал даже Калигула, [52] хотя он далеко не был отмечен печатью небес. Впрочем… если такой печатью отмечен Савонарола, то рай совсем не похож на то, что о нем говорят. — Ракоци улыбнулся, — Деметриче, вам незачем волноваться. Если местные законники вознамерятся-таки лишить меня моей собственности, вас своевременно об этом предупредят.
52
Калигула Гай (12–41) — римский император (37–41), славившийся своим жестоким нравом и сумасбродствами.
Руджиеро, вышедший из-за письменного стола, почтительно ожидал, когда хозяин умолкнет. В руках он держат перо и внушительного вида пергамент.
— Все готово, хозяин. Осталось лишь подписать.
Ракоци, не глядя, подмахнул документ и передал его Деметриче.
— Прочтите внимательно, дорогая. — Он обернулся к слуге. — Ты хорошо все помнишь?
Руджиеро кивнул.
— Я уезжаю завтра в полдень. Сначала в Пизу, чтобы сбить со следа наших врагов. Из Пизы я поеду в Модену, затем в Милан и лишь оттуда — в Венецию. Я нигде не стану задерживаться, а в Пизе найму охрану, ибо опасность стать жертвой разбойников весьма велика. — Он говорил все это скучным голосом, словно студент, повторяющий выученный урок.
— Ты успеешь собраться? — спросил Ракоци. — Тебе ведь многое надо упаковать.
— Я все успею, — невозмутимо ответствовал Руджиеро. — Если меня попытаются задержать, я покажу папские грамоты, присланные синьорой Оливией. Даже Савонарола не осмелится встать у меня на пути.
— Надеюсь, — вздохнул Ракоци. — Что ж. В остальном поступай так, как сочтешь нужным. — Он забрал пергамент у Деметриче, свернул его, обвязал лентой и скрепил печатью ее концы.
Руджиеро подул на воск и, когда тот затвердел, вновь обратился к хозяину.
— Ваша лошадь ожидает внизу, — сказал он спокойно. — Турецкий жеребец. Он в хорошей форме и полон сил.
— Турецкий жеребец, — повторил Ракоци, вручая документ Деметриче. — Дорогая, еще не поздно все изменить.
Она покачала головой.
— Я остаюсь. А вам пора отправляться. Скоро совсем рассветет.
Он покорно кивнул.
— Я хочу, чтобы вы писали мне ежемесячно. Через Флоренцию проезжает много народу. Ученые, монахи, паломники. Для разбойников они не пожива, так что письма дойдут. При малейшей опасности дайте мне знать, и я тут же приму надлежащие меры. Если рядом не окажется подходящего человека, обратитесь к Сандро Филипепи, он сделает все возможное, чтобы выручить вас.