— Да? — без особого интереса пробормотал Аландр. — Ладно, посмотрим. — Он налил вина и выпил. — Как я понимаю, если не соглашусь, ты больше не будешь ко мне столь милостив?

— Да, ты правильно понимаешь. И не из мести за погубленных воинов моего племени. Просто ты слишком много знаешь.

Царевич умолк и исподлобья глянул на гостя. Тот подмигнул и неожиданно рассмеялся.

— Пожалуй, я приму твое предложение! И не потому, что боюсь смерти. Мне хочется поквитаться с парнями, что истребили народ, столь радушно принявший меня. Но я должен в точности знать, с кем мне придется бок о бок сражаться.

— Вождей племени ди ты знаешь лучше меня. Тебе самому предстоит их уговорить. Воинов-хунну поведу лично я. Китайцев возглавляет князь по имени Ли. Он из княжества Чжао и бежал к нам после гибели своего князя от руки властителя Цинь. Если верить его словам, он приходится сыном знаменитому Ли Му, что некогда успешно воевал против моего деда, а потом и отца. Он — опытный воин и владеет как мечом, так и луком. Он — уверенный в себе человеком, думаю, он придется тебе по сердцу.

— Это не столь важно, — сказал Аландр. — Главное, чтобы он был полезен для нашего дела. Ладно, об этом потом. Когда думаешь все это начать?

— Чем раньше, тем лучше. Сегодня от отца прибыл гонец. Шаньюй интересуется, по какому праву я забрал себе пленника, убившего стольких испытанных воинов. Отец требует выдать тебя, и потому ты завтра же должен отправиться к ди. Твои друзья останутся у меня в залоге.

— Хорошо, но смотри, обращайся с этим залогом достойно!

Модэ многозначительно улыбнулся гостю.

— Я никогда не делаю дурного тому, кто не сделал дурного мне! Запомни это! — Слова прозвучали угрозой.

— Запомню! — ответил Аландр, которого трудно было испугать. — А сейчас давай сюда эту свою девчонку! Я приму ее в дар, если она и впрямь так хороша!

— Ее приведут в твой шатер.

Царевич Модэ исполнил свое обещание. Он не мог сейчас дать своему союзнику ни власти, ни золота, но он дал ему такую женщину, о какой можно было только мечтать. Аландр буквально обомлел, увидев ее: прекрасную, юную и… смутно-знакомую. На вопрос, как ее зовут, красавица, ничуть не смущаясь жадных объятий воина, ответила:

— Талла!

— Странное имя! — пробормотал он, жадно вдыхая запах, напоенной ароматами степи и нежной кожи. — Странное, как будто я уже слышал его. Оно мне нравится. Отныне ты будешь со мной.

— А ты со мной! — тихонько шепнула незнакомка, куснув Аландра за мочку уха. — Навсегда со мной!

И ночь была длинна, а утром они оставили лагерь принца Модэ вдвоем и погнали коней на север…

Так уж случилось, что тот день был овеян дыханием дракона Чжулун, принесшим невыносимую духоту, испепеляющую тело и душу. Это дыхание угнетало Солнцеликого, придавая сознанию желчность, а речам — раздражение. Немудрено, что император выказал неудовольствие неудачей своих полководцев. Это право Солнцеликого — быть недовольным. А раз император был недоволен, нужно найти виноватых. Сиятельный Вэй Цин не хотел называть Ли Гуана и великодушно предложил тому списать вину за промах на подчиненных, но Крылатый генерал отказался. Он был настоящим солдатом и не имел привычки менять повинную голову на столь же невиноватые.

— Я сам сбился с пути! — твердо сказал Ли Гуан.

Вэй Цин пожал плечами. Сам — так сам. К чему спорить?

— Готовься предстать перед слугами Солнцеликого, — сказал Вэй Цин.

— Хорошо, — сказал Ли Гуан и вернулся к своим солдатам. Вернулся в последний раз, таков уж был день…

Ли Гуан родился в другой день, отделенный от первого мигом, именуемым — жизнь. Боги не даровали Ли Гуану ни красоты, ни богатств. От рождения он был неказист — долговяз, длиннорук, косноязычен. Он не имел ни десяти тысяч дворов, ни тысячи слитков желтого золота, ни табунов длинноногих коней. Он не мог похвалиться даже знатностью рода, хотя среди его предков был славный Л и Синь, один из тех, что подняли над Поднебесной знамя великого Цинь Ши-хуана. Он не мог похвалиться ничем, кроме умения владеть, что приобрел в раннем детстве. Длинные, словно у обезьяны, жилистые руки до предела оттягивали тетиву, а глаз точно ловил цель — и свистящая смерть лунным лучом прыгала вперед, поражая зрачок мишени. С таким даром немыслимо посвятить себя придворной или чиновничьей службе, и уж тем более стать шикэ — наглым говоруном и прихлебалой. Ли Гуан избрал путь, единственно видевшийся достойным — стал воином.

Уже в пятнадцать лет он сражался с хусцами — отменными стрелками и стремительными наездниками. Сражался, ни в чем не уступая и даже превосходя зрелых годами и пролитой кровью врагов. В свою первую войну, первую из семидесяти, Ли Гуан выбил из седла многих недругов и многих взял в плен, за что был отмечен и принят императором в телохранители. Это было неплохо, особенно если учесть, что единственным достоинством юного воина были отвага и верный глаз. Он получил хорошее жалованье, завидное для человека его лет и происхождения.

И все было великолепно. Были бескрайние северные степи, поросшие ковылем, было яркое солнце, были хищные стрелы и искаженные воплем лица скачущих в лоб всадников. Все было так, как должно было быть. Это была жизнь! Ли Гуан упивался этой жизнью. И сам император, солнцеликий Сяо-вэнь говаривал, бывало, лихому воину Ли:

— Служи так и дальше, и у тебя будет все — и десять тысяч дворов, и тысяча слитков, и громкое имя хоу! Ты служи!

И Ли служил. Служил верно и с отвагой, пополняя счет сраженных врагов с каждым новым походом. Он ходил в лихие атаки, пуская стрелы и ловко действуя копьем, бесшумно скользил по ночной степи в потайных разъездах, подступал наравне с остальными к стенам вражеских городов. Он прославился, спася жизнь любимому евнуху Солнцеликого, когда тот по неопытности погнался со свитой за тремя дерзкими сюнну. [10] Придворные павлины! Они думали справиться с лунными тварями, поклоняющимися злой силе Инь! Они, носящие лук иль арбалет боле для красоты, чем для дела. Хусцы перебили их всех и захватили б любимца Солнцеликого, не подоспей тут Ли Гуан. Он продемонстрировал насмерть перепуганному евнуху, как нужно стрелять. Двоих хусцев Ли убил, а третьего, ранив, опутал шелковой бечевой. То были стрелки орлов, лучшие из воинов, делавшие оперенье стрел из перьев орлов, каких сшибали с поднебесья теми же стрелами.