Шрифт:
"Так сказал мне господин Ливермор, когда ее купил. Он сказал: "Детка, эта машина принадлежит тебе".
"Сколько вы замужем за господином Ливермором?"
"Восемнадцать лет, но мы давно живем раздельно".
"Вы платили за какое-то обслуживание или ремонт машины?" -спросила судья.
"Нет".
"А купчая на машину выписана на вас?" "Нет".
"Вы знали, что у господина Джерома есть доверенность, выписанная вашим мужем, на то, чтобы забрать машину?"
"Да".
"До вашего развода, сколько денег вам ежедневно выплачивалось? "
"Тысяча долларов в неделю, Ваша Честь".
"Госпожа Ливермор, служащий Баукер говорит, что оценивает машину в двадцать пять тысяч долларов. Знаете ли вы об этом и согласны ли вы с такой оценкой?"
"Да, Ваша честь".
"Но в купчей господина Ливермора написано, что она стоит десять тысяч долларов. Про это вы тоже знаете?"
"Да, Ваша честь".
"То есть вы обо всем знаете, госпожа Ливермор. Ваш иск не удовлетворен, я его отклоняю". Судья стукнула молоточком по столу и дело было отклонено.
В статье в "Нью-Йорк Таймс" от 23 сентября Джером сказал: "Служащий, должно быть, описывал не ту машину.
Возможно, Роллс-Ройс за двадцать пять тысяч долларов, который он имел в виду, это модель из золотого слитка. Я не думаю, что господин Ливермор когда-либо скажет: "Детка, эта машина твоя", по крайней мере, не тот Ливермор, которого знаю я". Газетные репортеры любили Джерома, а он любил их, и их уже очаровала скрытная легенда Уолл-Стрит, Ливермор.
Дела у Ливермора шли хорошо, и он продемонстрировал свою любовь к Дороти Уэндт, купив ей 24 сентября 1917 года перстень из платины с большим изумрудом. Кольцо оценивалось в 120 000 долларов. Оно было приобретено в Палм-Бич. Это впоследствии станет началом внушительной коллекции драгоценностей, которую он купит Дороти в последующие годы.
На следующий день Ливермор также купил очень большой быстроходный катер, который он назвал "челноком". Катер базировался в Палм-Бич и Ки Уэст.
Ливермор также начал получать широкую известность. Вместе с Бернардом Барухом он был помещен в группу, называемую "новой породой" спекулянтов на фондовом рынке. "Нью-Йорк Таймс" выпустила передовицу на эту тему 13 мая 1917 года. Заголовок был таким: "Сегодняшний спекулянт больше похож на студента и экономиста, чем на поразительных манипуляторов из прошлого".
Сегодня на Уолл-Стрит спекулируют, применяя иные методы, нежели чем в свободные и простые времена Джона Гейтса и его круга зажиточных спекулянтов. Гейтс по прозвищу "Ставлю миллион" был лидером, у которого было много слепых последователей на фондовом рынке, убежденных в том, что он сделает их богатыми. Лидера больше нет. Джеймс Кин был последним представителем этого типа спекулянтов, чья сокрушительная бычья тактика, подкрепленная большим количеством денег, раскачивала рынок то вверх, то вниз.
Никто не стал бы обвинять Бернарда Баруха в том, что он производит свои действия на рынке напоказ. До комиссии при Конгрессе, которая проводила расследование "утечки" в декабре прошлого года, Барух называл себя инвестором и спекулянтом в той же манере, как любой другой человек говорил бы о своей бакалейной лавке. Он давал показания комиссии, демонстрируя при этом не больше энтузиазма, чем при обсуждении погоды, когда рассказывал о том, что он заработал 467 000 долларов на коротких позициях по акциям за декабрь месяц.
Причины, которые заставили его продать свои фонды тогда, когда он это сделал, иллюстрируют новую эпоху в спекуляциях. Он просто считал, что цены слишком высоки. Изучение спекулятивной ситуации убедило его в том, что рынок был почти готов к тому, чтобы сломаться.
Джесси Ливермор - еще один спекулянт, чья деятельность привлекает мало внимания. В некотором роде Ливермор - это пережиток прошлого, без усовершенствований. Его бизнес - это его личное дело и нам неизвестно, чтобы он когда-либо предпринимал попытки повлиять на рынок, нашептывая что-то друзьям на ухо. Он напоминает о прошлом только размерами своих покупок и продаж без покрытия.
Ливермор, гласит предание, начал продавать активы без покрытия в ноябре, за месяц до того, как цены начали снижаться. Практически все трейдеры с энтузиазмом покупали, в то время как он продавал без покрытия. Он почувствовал тенденцию рынка к снижению и замер без движения среди шквала оптимистических комментариев. Говорят, что когда, в конце концов, случился перелом, у него были короткие позиции на 50 000 - 60 000 акций, на которые поступали сотни тысяч долларов прибыли.
Барух и Ливермор могут послужить примером настоящих спекулянтов большого калибра. Давление, которое они произвели на прошлогодний рынок, однако, было лишь частью влияния, идущего из источника, который сложно характеризовать как спекулятивный или инвестиционный.