Остановилась: на кого это я ворчу? С какой стати?…

И все-таки, хоть оно и вокруг нас - время-пространство Вечности,- надо уметь входить в него, отделяя от времени-пространства Земли: уметь улавливать его чистые импульсы, наполняющие его мысли-чувства. Великий ученый, великий поэт может входить в пространство-время Вечности в любой миг, в любой час суток; обыкновенный же человек - только во сне (бывают, правда, исключения -”озарения” обыкновенных людей, не-гениев; но их озарения единичны). Вот, значит, и получается: все люди не старятся во время сна, а творец, первооткрыватель - еще и в периоды озарений (когда он вначале посмотрит на часы: два часа, а через пять минут посмотрит: восемь!).

Всё, на сегодня закончили, сказала она себе, но продолжала сидеть с закрытыми глазами, блаженно вытянув ноги. И неожиданно вздрогнула от резкого окрика:

– Арсеньева, ты здесь?

По коридору шел к ней Юра Минаев - земляк и зануда.

– Привет! А я от вас. Удивился, что закрыто.

– Привет. Что ж тут удивительного, если я здесь, а Света в Ташкенте?

– Да ведь у вас, Манюнь, вечно дверь нараспашку. Даже то, что тебя на первом же курсе дважды обокрали, ничему вас не научило. Кстати, а почему тогда оба раза пропадали только твои побрякушки? У Светки ведь их куда больше.

– Она не выставляла их напоказ, как я,-”чтоб глазу было приятно”.

– Слушай, пошли ко мне! Подарю браслет из уральских самоцветов. Купил сестре - ну, перебьется.

– Спасибо, но грабить сестер - не мое амплуа,- рассмеялась Лена.- Ты зачем заходил?

– Да ни за чем. От пустоты душевной. Хишам мотается со своими документами, а я жду. Думаю, дело даже не в документах - просто ему уезжать не хочется. Все прощается с Дальним Востоком: то надо еще раз посмотреть на гейзеры, то повидаться с красоткой Мери из “Кипариса”, то посидеть в китайском ресторане с друзьями и шлюхами. Недаром говорят: никто так не занят, как бездельники. И воще (Юра произносил именно так) - зря я остался его провожать! На шлюх у меня денег нет, а быть его прихлебателем - это я в гробу видал.

Ей не хотелось обсуждать поведение Хишама с Юрой. Знала, что приятельницы Хишама - вовсе не шлюхи, что две университетские “шлюхи”- как раз приятельницы самого Юры. Но не говорить же об этом ему? Обидится, рассердится, а все будет идти по-прежнему. Так зачем взвихривать атмосферу отрицательными эмоциями? К тому же один мудрый китаец что сказал?

Сказал он вот что: “Сколько у вас друзей - пять, десять, пятнадцать? Мало. У вас должны быть тысячи друзей. Весь мир должен быть вашими друзьями”. Лена увлеклась этой идеей, проверяла ее осуществимость и на время проверки вынуждена была стать куда более терпимой, чем обычно. Вот и сейчас она продолжала эксперимент по выработке симпатии к не очень-то симпатичному ей человеку:

– Я - в камеру хранения. Пойдешь со мной?

– Пошли. Только, чур, пешком. Восьмой этаж - еще не высота.

Но она продолжала сидеть, блаженно вытянувшись в крес к- Ножками, ножками надо работать, миледи,- говори,!

Юра, поднимая ее за руку.- Разленились, обобломились, все бы вам на лифте да на такси. Я вот тебя научу физической акТИВНoСТИ. Впрочем, пляшешь ты отменно. Но это ведь один-два раза в неделю, а остальное время - на тахте, да за столом, да в кресле? Ну йога, ну еще там кое-что обязательное - и все?

– И все,- послушно сказала Лена, а мозг ее начал осмысливать причину раздражения, которое почти неизменно вызывал у нее Юра с первых же минут общения. Причем мозг ее (“биологическая ЭВМ”) обожал диалоги в вопросах и ответах. Вот и сейчас он начал с вопроса: “И за что ты на него сердишься?
– За что, за что!
– сам себе ответил ворчливо.- За то, что внутри этого высокообразованного существа сидит Шариков и время от времени плюется промежуточными между речью и лаем словами.- А зачем ты оскорбляешь хорошего человека?
– Разве я его оскорбляю? Это он сам себя оскорбляет такой речью. На Шарикова прикрикнут - он. тут же сделает вид, что никаких плохих слов не знает, а знает, наоборот, уйму хороших, как-то: квинтэссенция, матримониальный, конфидент…” Мозг явно подходил к какому-то выводу, но сделать его не успел - Юра отвлек вопросом:

– А помнишь, как Хишам лезгинку плясал?

– Это в холле вашего этажа, на Новый год? Отлично! Даже его друг-грузин удивился, хоть сам и научил… Навсегда уезжает родной нам человек, а мы этого до сих пор не поняли. И ты вот - идешь со мной, когда должен быть с ним.

– Ну, ты даешь! Это египтянин-то, буржуй, миллионер - родной нам человек?!

– Какой он тебе миллионер? Его родители - всего лишь владельцы обувного магазина.

– “Всего лишь”! В центре Каира!

– Ты избушку принимаешь за дворец, против чего предупреждал еще Чернышевский. А все оттого, как говорил он же, что настоящего миллионера в глаза не видал. Миллионеры не сорят деньгами, как Хишам. Миллионеры о-очень разборчивы в знакомствах. Отчего, кстати, их мир узок и сер. Миллионеры скупы и скучны.

– А ты видала их - пачками?

Отвечать на это было нечего, да Юра и не ждал ответа.

– Что египтяне, что японцы, что индусы - тебе все едино, ты всех любишь.

– Ну почему же “едино”? Все интересны по-разному. И дороги по-разному.

– И все - друзья?

– А чем тебе это не нравится?

– Тем, например, что как раз я, твой земляк, для тебя вовсе не друг. Ты все время избегаешь меня и тайно, и явно. И к компании всегда где-то в другом углу, как я ни стараюсь быть поближе, и не зайдешь никогда. Не прояви я инициативы, ты обо мне и год не вспомнишь.