Олле Поплан особенно радовался, что для уединения с дамой не нужно изощряться. Достаточно удалиться в пустующее крыло «дельта» или «дзета». Дам, правда, было — раз, два, и обчелся.

Расселились с комфортом. Все, кто хотел жить в отдельных комнатах, воспользовались возможностью. Мари — не хотела. Так много людей, которых она знала и любила, исчезли из ее жизни по пути из переулка Веселой мельницы на базу Дайан-Хан, а Каролин Вонг все еще была рядом, и Мари старалась с ней не расставаться надолго. Связывающая девушек дружеская нить была прочной и надежной, но подсознательный страх, что и она оборвется, скребся где-то внутри.

Сначала наводили на базе порядок — от проверки машин и механизмов до элементарного мытья полов и стирки покрывал. Потом вошли в привычный ритм — ремонт и профилактика, тренировки на тренажерах и в открытом космосе, отработка маневров, все в штатном режиме, тихо, мирно и спокойно. Никто из великих мира сего не смотрел в эту сторону пространства, никому дела не было до флота, официально не существовавшего.

Хуже всего было по ночам, потому что приходили сны. Старый сон про розенриттера в сверкающем шлеме мучил предсказуемо счастливым финалом, после которого особенно одиноко было просыпаться на узкой армейской койке. Однажды явилась, казалось бы, давно забытая мадам Берлитц и предложила новый контракт. "У меня много блестящих офицеров, — сказала мадам. — Подписывай контракт, буду высылать тебе клиентуру наложенным платежом. Прямо в кокпит". Тогда Мари прыгнула в кабину истребителя и сбила с мадам шляпку точным ударом лазера. Мадам Берлитц зашипела и погасла, а от того места, где она только что была, по всему космосу пошли круги, как по воде, и звезды закачались на волнах, и из волн всплыл Райнер Блюмхарт в расстегнутом кителе. Мари хотела бежать к нему, но никак не могла откинуть фонарь с кабины, что-то заело, и оставалось только кружить вокруг Райнера и передавать ему сигналы по рации. Но он не слышал сигналов и только звал: "Мэри, Мэри!" За спиной Райнера появился имперский крейсер, он стрелял по «спартанцу» Мари и прошивал майора Блюмхарта насквозь, текла кровь, звезды качались на волнах, а в батареях кончился заряд, и тогда Мари развернулась и пошла на крейсер лоб в лоб, ожидая удара и вспышки — но движение замедлилось, потому что все пространство было заполнено киселем. Малиновым киселем, и ягоды плавали вокруг истребителя, собираясь в созвездия. Иногда в малиновых созвездиях вспыхивали новые звезды. Мари оглянулась на Райнера — но его не было, только колыхалось скопление мягких вареных ягод. Тут имперский крейсер выпалил из всех пушек, «спартанец» расплавился и разлетелся горячими каплями металла по киселю, а Мари проснулась с лицом, залитым слезами.

На соседней кровати ровно сопела Каролин, под потолком шелестела вентиляция, где-то за переборками сливался в ровный гул шум работающих агрегатов, лязганье инструмента и гудение сварки в ремонтных доках, шаги дежурной смены по металлическим полам. Звуки успокаивали — но закрывать глаза как-то не хотелось. Встала, тихо оделась, выбралась из каюты. До подъема оставалось два часа. Пошла к своей машине. Раз уж не спится, проверить кое-что…

На следующий вечер она просто боялась ложиться спать и допоздна перебирала свои богатства, высыпав их из облезлого чемодана. К главным сокровищам — ложечке и учебнику — прибавилась фотография с одной из изерлонских вечеринок, веселые лица, пластиковые стаканчики с вином, вдохновенно несущий чушь Оливер Поплан, скептический взгляд Ваньи, навсегда оставшегося в живых на глянцевой бумаге, ухмылка Дасти Аттенборо — и в центре кадра они с Райнером, сияющие, смеющиеся… Мари закрыла глаза и попыталась вспомнить, как это было. И заснула, конечно, но, слава великому Одину, в этот раз не снилось ничего.

В конце июня на базу прилетело гражданское судно со старыми знакомыми на борту — Юлиан Минц отправлялся в дальнюю экспедицию на Землю в поисках ответов на наболевшие общемировые вопросы. Он пробыл на Дайан-Хане всего-то дня два, а улетев, увез с собой майора Поплана, так что жизнь стала еще скучнее. Из давних друзей теперь осталась только Каролин, с ней Мари и проводила все свободное время — за исключением тех минут, когда их рабочие смены не совпадали, и оставалось разве что сидеть одной в каюте, обняв подушку и тоскуя.

Она уговаривала себя, что нечего биться головой о прошлое, что Райнер ее помнит и любит, что однажды они непременно встретятся — лет через… При мысли о необъятности этих лет хотелось реветь, но реветь было нельзя, и она вскакивала и бежала искать какое-нибудь дело. Вылизывала свою собственную машину, помогала Каролин с другими, стреляла в тире — получалось все лучше и лучше, но до настоящих стрелков ей было далеко.

Если не считать небольшого похода в систему Рейкъявик за списанной по Баалатскому договору техникой, развлечений, считай, и не было.

Флот увеличился на четыре с лишним сотни судов и на четыре тысячи человек, а в остальном жизнь совершенно не изменилась. Размялись немного, полетали, наводя страх на своих же соотечественников, подняли волну энтузиазма в тех, кому жаль было уничтожать свои корабли — и вернулись на базу. Засветились, конечно, — теперь по всей галактике прошел слух, что призрачный флот материален, а адмирал Меркатц жив и здоров, чего и всем желает. Собственно, и все…

Оказалось — не все, но это стало ясно немного позже.

В конце июля радиоперехват принес новости с Хайнессена. База загудела в волнении, сплетни и слухи, обрастая фантастическими подробностями, покатились по Шервуду, и под каждым кустом… то бишь за каждым поворотом станционного коридора и в каждом кубрике — добавляли от себя новые соображения, гипотезы и опасения. Вычленить истину из слухов в том виде, в каком они дошли до Мари и Каролин, было довольно трудно, но главное было очевидно. Никаких пяти лет на шастанье по лесам. Все начинается прямо сейчас — собственно, уже началось. Нашего адмирала едва удалось вытащить из западни, устроенной политиками и военными властями, и он направляется сюда. За ним по пятам идет война.

Мирная передышка оказалась длиной всего-то в неполных три месяца.

Люди встревоженно шушукались, взвешивали перспективы и строили планы. Горячие головы радовались — не придется киснуть в тылу, теперь будет стрельба, а стрелять куда веселее. Пессимисты смотрели угрюмо и задумчиво. Тревога была разлита в воздухе, казалось, вот-вот заискрит.

А у Мари кружилась голова и все падало из рук. Потому что главное — вовсе не политические возможности и военные превратности. То есть они, конечно, тоже главные, но сейчас в голове не держались ни судьбы мира, ни судьбы Империи, и даже судьба Шервудского флота отступила на второй план.