— Как можно ближе, — ответил Бордман. — Но все должно быть сделано очень-очень быстро. Что показывает барометр?

— Понижение на десять.

— Черт! У Вернера достаточно работников?

— Все, что есть, находятся там. А я проложил дорогу вдоль скал, чтобы сократить путь для машин. Если бы у меня была труба подходящего диаметра, можно было бы сделать трубопровод.

— Позже, — устало сказал Бордман. — Если Вернер может поделиться работниками, отправьте их поворачивать ирригационные каналы. Пусть оборудуют дренажные системы. Используют помпы. Если пойдет дождь, он не зальет всю территорию. Вместо этого соберется и станет огибать скалы либо прольется вниз по склонам, не просачиваясь в почву. Все лучше, чем ничего.

— А вы задумывались, что сделает сильный дождь с Резиденцией и с доверием всех людей на этом острове? Может быть, у всех просто руки опустятся?

Бордман недовольно скривился.

— Я здесь работаю над ирригацией. У меня уже есть небольшое озерцо и ледяная перемычка, а опреснительная установка работает круглые сутки. Когда появятся люди, пусть преобразуют ирригационную систему в дренажные стоки. Это их воодушевит, пожалуй.

Он был весьма раздражен. До чего же неприятно говорить людям, что делать, особенно, если эта работа в принципе может привести их к гибели.

Он вернулся к своей деятельности, которая на первый взгляд казалась бессмысленной, как это часто бывает. Ниже ныне опустевшей площади, где разлилось топливо, он установил все замораживающее оборудование. Так как замораживание необходимо для хранения топлива, это было важно. Он вставил в почву металлические трубки и закачал туда охлаждающий газ. И образовалась стена замороженной почвы в форме узкой буквы U. В углублении образовалось небольшое озерцо. Мощный насос закачивал морскую воду в землю, где тут же возникала грязь. Другой насос всасывал грязь и выбрасывал ниже по склону — за линию замораживающих трубок. Получалась гидравлическая драга — такие обычно устраивают на реках и в морских портах. Когда верхний слой земли превращается в илистую грязь, ее легко удалять.

В первый день он выкачал приличное озеро. Он выкачивал его, пока оно не опустело, анализируя воду по мере поступления наверх. В конце дня он приказал на время прекратить работу.

Затем разложил шланг для соленой воды по периметру до Резиденции, которая находилась выше, примерно в миле от осушенного участка. И здесь также началось вычерпывание жидкости. Он воткнул трубки в землю, надев на них специальные насадки в местах, через которое будет выходить часть воды. Когда морская вода проходила через трубки, она еще глубже погружала их в землю обратным действием. Насадки поднимали на поверхность много серой грязи и, будучи прикрепленными к скале, оставались неподвижными, в то время как по ним перегонялась вода.

Из этих труб выливалось большое количество морской воды. Это была сильно минерализованная вода. Особенностью такой воды является то, что она обладает электролитическими свойствами, а электролиты образуют коллоиды. Фактически морская вода Канны-3 превратила почву в прекрасную грязь, совершенно не напоминающую мыло.

Юный Барнс наблюдал эту часть операции с самого начала. Он пристыдил персонал Инспекции, прикрепленный к ним в помощь, с чувством собственного достоинства.

— Он знает, что делает, — резко сказал Барнс — Смотрите! Я беру флягу. В ней пресная вода. Вот мыло. Намочите его пресной водой, и оно станет скользким. Видите? Оно растворяется. А теперь — соленой водой. Попробуйте! Ну, видите? В разогретый состав добавляется соль, чтобы отделить само мыло, когда его изготавливают. — Он хорошо разобрался в идеях Бордмана. — Соленая вода не размягчает землю. Просто не может! Пойдемте, возьмем еще одну трубку, запустим под землю больше соленой воды!

Работники не понимали смысла действий. Но работали с охотой, ведь цель весьма благородна… А ниже уровнем в озере, осушенном гидравлическим способом, вода уже поступала обратно в форме грязи. С берега протянули другую трубу. Довольно небольшую. Весь персонал был в полном недоумении. Ибо за борт выливалась чистая вода, а соленая поступала в небольшое озеро.

На второй день Сандрингам вызвал Бордмана, и тот с неохотой оторвался от своего занятия, глядя на экран.

— Да, утечка топлива остановлена, — докладывал Бордман. — Я пытаюсь измерить концентрацию, сравнивая специфические показатели воды в озере и соленого раствора, погрузив в них электроды. Топливо дает безумную коррозию, выше, чем раствор соли.

— Хотите начать?

— Вы можете заливать его в отверстия. Как барометр?

— Упал на три десятых. Сейчас стоит неподвижно.

— Дьявол! — выругался Бордман. — Пора устанавливать формы. Заморозьте их в пластиковых пакетах под размер отверстий и потом заложите на глубину.

— У нас больше этой чертовой возни с топливом, чем со всем остальным, — мрачно проговорил Сандрингам. — Помните, однако, что эта штуковина все еще опасна, хоть и растворенная в воде! Она утратила чувствительность, но еще не полностью!

— Будь это так, вам следовало бы приказать горожанам сидеть неподвижно. У меня сейчас около сорока тонн топлива, растворенного в соленом растворе, в этом озере. Но соленой воды на него приходится пять тысяч тонн! Мы говорим только шепотом, находясь рядом с ним, ходим в мягких тапочках. Начинаем заморозку.

— Как вы справитесь с этим?

— Солевой раствор замерзает при минус тридцати. В однопроцентном растворе только пять процентов чувствительны к температуре минус девятнадцать. Я повышу напряжение в растворе и заморожу его посильнее.