Я с удовольствием воспроизвожу здесь эти строки из писем ветеранов 19-й гвардейской механизированной бригады).

— Ну вот, собственно, и все о нашем наступлении к Карпатам, — сказал утомленный долгим и волнительным рассказом подполковник Колтунов, поглядывая на часы: было уже далеко за полночь. — Так мы с вами до третьих петухов досидим… Дальше пошли уже оборонительные бои, это было дело невеселое, но на войне неизбежное и необходимое. Нам пришлось срочно поворачивать фронт на север и северо-восток, чтобы противостоять немецкой проскуровско-каменец-подольской группировке, которая рвалась на соединение со своими частями. Взятая в кольцо 1-я немецкая танковая армия, сосредоточив крупную группировку в составе семи танковых и трех пехотных дивизий, в конце марта — начале апреля нанесла сильный удар в направлении Лянцкорунь — Чортков. Получился слоеный пирог — впереди и сзади немцы, а посредине мы. Еще вчера мы форсировали Днестр в наступлении, а теперь, ухватившись за его южный берег, нам пришлось тут держать оборону. Было всякое… Прерывалась связь со штабом фронта, не хватало боеприпасов, горючего. Но все-таки выстояли… Гитлеровцам удалось вырваться в районе Будача, но какой ценой! Их потери превышали половину личного состава… Впрочем, у нас будет еще не один случай поговорить с нашим народом, ребята все расскажут об этом во всех подробностях. А я сейчас, так сказать, для общего впечатления вооружу вас вот только одной справочкой: это наша армейская статистика. Конечно, на войне статистика — дело условное, я не поручусь за точность каждой цифры, но, в общем, здесь правильно отражен наш итог…

На листке бумаги аккуратно было выведено:

И далее шли рядом два столбика:

Мы распрощались. Я вернулся в хату к своим гостеприимным хозяевам. Стояла какая-то густая, торжественная тишина. В раскрытое окно вливался волнами свежий воздух, настоянный на ароматах хозяйского сада.

И как-то очень трудно было представить, что все то, о чем так обстоятельно рассказывал мне подполковник Колтунов, происходило совсем недавно, вот в этих самых местах.

Чудесен был мир, уже отвоеванный для Буковины советскими солдатами!..

Совершив поездку по Буковине, я вернулся к Катукову. Казалось, ничто не изменилось, — прежняя тишь и гладь. Катуков бродил по хате в старенькой матросской тельняшке, — подарок бригады морской пехоты, вместе с которой он дрался с гитлеровцами под Волоколамском, — и в домашних шлепанцах. Только генеральские галифе с красными лампасами напоминали о том, что это военный человек. Рассказал ему о впечатлениях, потом спросил:

— Когда же будем воевать?

Генерал рассмеялся:

— Ша! Ша! Тихо. Все будет, как надо…

Советуюсь, как лучше построить работу, когда и в какие части съездить, с кем побеседовать; хочется собрать побольше материалов о героях зимних и весенних боев. И вдруг встречаю уклончивый ответ:

— Завтра приедет Шалин, посоветуемся…

Как раз перед этим генералу откуда-то звонили по телефону, и из короткого, полного военных условностей и недомолвок, разговора я понял, что начальник штаба армии привезет какие-то важные новости. Зная по опыту, что расспрашивать генерала о военных делах бесполезно, я перевел разговор на другие темы. В это время приехал киномеханик с передвижкой, и мы пошли смотреть вместе с офицерами штаба фильм «Трагедия Катынского леса». Фильм произвел на всех сильное впечатление. Катуков волновался, много курил. Когда зажегся свет, я увидел, что его глаза горят недобрым огнем.

— Мерзавцы! Какие мерзавцы! — глухо сказал он. — Не только истребляют тысячи людей, но еще пытаются взвалить свои преступления на нас… Это же гиены какие-то! Ну ничего, доберемся до Берлина, рассчитаемся. Жив буду, обязательно постараюсь принять участие в штурме Берлина, где бы ни находилась к этому времени армия. Не удастся добиться передислокации армии — попрошусь командовать бригадой, полком, батальоном, хоть ротой, а в Берлине буду! Очень мне нужно до рейхсканцелярии Гитлера добраться, — есть о чем с ним поговорить…

Катуков нервно чиркнул спичкой, она сломалась. Чиркнул снова, зажигая папиросу, и я увидел, что пальцы его дрожат.

— Сколько замечательных людей мы из-за него потеряли! Быть бы им инженерами, директорами заводов, учеными, художниками, а пришлось стать солдатами, и вот легли теперь они позади нас на безвестных лесных и степных кладбищах, не успев сказать своего главного слова… Вот вы спрашивали давеча, куда вам поехать, с чего начать. Поезжайте завтра утром к Бойко, только пишите не про него, — о нем и так много написано, и он этого заслужил, — а пусть вам лучше расскажут наши ребята, как погиб Александр Бурда, пока живы свидетели и участники того страшного боя. Вы его, конечно, помните?.. Редкой душевной силы был человек, смотрел я на него и радовался, как он растет. Рядовой шахтер из Донбасса, вышел он в комбриги, и я уверен — до командарма бы дорос, если бы не тот немецкий снаряд… О таких людях поэмы писать надо! Поезжайте, поезжайте завтра к Бойко…