— Сам не знаю.

— И часто у тебя так меняется настроение?

— Частенько, — согласился я. — Но сегодня дело совсем не в этом, дело не в настроении.

— А в чем же?

— Да сам не могу как следует понять. Может, слишком уж много всего со мной произошло за эти два дня. А что, если нам чего-нибудь выпить?

— Нет ничего проще. В баре есть все что душе угодно.

Мы пошли туда. Выпили по две порции виски. Я не привык к виски. Первая порция не произвела на меня особого впечатления, зато вторая показалась очень вкусной. Даже, более того, необходимой. Она-то к нему уже привыкла и выпила с видимым удовольствием, не произнося ни единого слова.

— Очень дорогая штука, — проговорил я, — это виски. Не так уж часто выпадает его пить.

— Да, правда, очень дорогая.

— Ты его много пьешь?

— Пожалуй, немало. Я только его и пью, никаких других крепких напитков.

— Стыда у тебя нет! Три тысячи франков бутылка!

— Да, пожалуй, что нет.

Мы насильно заставляли себя разговаривать. И снова чувствовали себя на корабле совсем одиноко.

— А вообще-то неплохая штука, — заметил я, — это твое виски.

— Вот видишь…

— Правда, приятная штука. Действительно, чего тут стыдиться? А он любил виски?

— Думаю, что да. Правда, мы его очень мало пили.

Она глядела через дверь бара на пляж, который все темнел и темнел.

— Мы совсем одни на яхте, — заметила она.

— Нет, это уж слишком, — рассмеялся я. — Есть люди, с кем тебе хочется выпить, а с другими нет. Так вот ты вызываешь у меня желание выпить с тобой еще один стаканчик виски.

— А от чего это зависит?

— Кто его знает? Может, от того, насколько серьезно он относится к жизни.

— А я не серьезная?

— Нет, наоборот. Все зависит от того, как понимать, серьезным можно быть совсем по-разному.

— Не понимаю.

— Да я и сам не понимаю, — ответил я, — какая разница, должно быть, это мне уже виски в голову ударило.

Она улыбнулась, встала, налила мне виски и подошла ко мне.

— Когда привыкнешь, — проговорила она, — без этого уже очень трудно обойтись.

— Да, очень трудно.

Она отошла и снова села. Нам очень хотелось забыть, что мы одни на всей яхте.

— А откуда ты знаешь? — спросила она.

— Так, догадываюсь, — ответил я. Она опустила глаза.

— Когда разбогатею, — заметил я, — буду день и ночь пить только одно виски.

Она взглянула на меня. А я смотрел на пляж.

— Даже странно, — проговорила она, — как я рада, что встретила тебя.

— Да, — согласился я, — действительно странно.

— Правда, странно.

— Это называется великая любовь с первого взгляда, — заметил я.

Мы дружно рассмеялись. Потом вдруг перестали смеяться, я встал и снова вышел на палубу.

— Что-то есть хочется, — сказал я. — Может, пойдем к Эоло?

— Придется подождать матросов, — ответила она. — Они взяли катер. Если, конечно, у тебя нет желания отправиться вплавь…

Мы остались стоять у борта. Она подавала знаки своим матросам. Один из них отделился от остальных и поплыл на катере за нами. Прежде чем отправиться к Эоло, мы еще немного прогулялись по пляжу, но не с той стороны, где купаются, а с другой.

— Если у тебя будет время, — обратился я к ней, — ты все-таки должна рассказать мне эту историю.

— Это длинная история, она займет много времени.

— Все равно, мне бы очень хотелось, пусть хотя бы совсем коротко.

— Посмотрим, — ответила она, — если у нас будет время.

Когда мы вошли с ней вместе в тратторию, вид у Эоло был удивленный, но не так чтобы слишком. После танцев я ведь не возвращался в гостиницу, и он, конечно, догадался, что я был с ней. Карла, увидев нас, сразу густо покраснела. Я не счел нужным давать им хоть какие-то объяснения. Она разговаривала с Карлой, как и накануне, разве что, может, не так охотно. У меня же не было ни малейшего желания говорить ни с кем, кроме нее, так что я вообще не открывал рта. В траттории были постоянные клиенты и еще двое новых, должно быть, они оказались здесь проездом. У нее был усталый вид, но я находил ее еще более прекрасной, чем накануне, ведь как-никак, а в этой усталости была и моя заслуга. Она рассеянно разговаривала то с Эоло, то с Карлой, все время чувствуя на себе мой взгляд. Мы много ели и выпили немало вина. Как только закончили, она чуть слышно попросила меня вернуться с ней на яхту. Уже начались танцы. Мы слышали, как с другого берега реки доносились звуки той же самбы, что и накануне. Едва мы оказались одни на дорожке, ведущей к пляжу, я поцеловал ее, Не в силах больше ждать. Это она, когда мы уже почти дошли до понтонного мостика, первой снова заговорила о том, чем же я теперь намерен занять свои дни. Она спросила об этом со смехом, будто шутя, но, как мне показалось, чересчур настойчиво.

— А как насчет медных ручек, у тебя еще не пропала охота ими заняться?

— Сам не знаю.

— Может, тебе уже разонравились женщины гибралтарских матросов? — с улыбкой поинтересовалась она.

— Возможно, я судил о них слишком поспешно, — ответил я, — не успев узнать поближе.

— Они такие же, как и все прочие, ни лучше, ни хуже.

— Ну, не скажи… Во-первых, они очень красивые. А во-вторых, вот уж они-то точно никогда не бывают довольны.

— А в-третьих?

— А в-третьих, такое впечатление, будто они принадлежат всем и никому, а с этим, должно быть, нелегко свыкнуться.