Итак, новый этап гражданской войны начался с осады Мутины войсками Антония. Цицерон, произнося в сенате свои филиппики, пытался добиться объявления Антония врагом отечества. Однако ему это не удалось, и хотя сенат санкционировал набор войск против Антония, война официально еще не была объявлена, наоборот, одновременно к Антонию было направлено посольство.

Переговоры затягивались. Брут и Кассий, отправившись в Сирию и Македонию (т. е. в те провинции, которые Антоний пытался у них отнять), готовили войска. К Антонию было направлено новое посольство. И только после его высокомерного ответа консулы 43 г. Авл Гирций и Гай Вибий Панса, а с ними Октавиан, который командовал войсками в качестве пропретора, получили официальное повеление начать военные действия против Антония. Таким образом, Октавиан волею судеб оказался на стороне убийц своего отца и вступил в вооруженную борьбу с его ближайшим соратником и другом.

В результате нескольких крупных столкновений войско Антония было разбито, ему пришлось снять осаду и отступить в Нарбоннскую Галлию. Однако и победители понесли крупные потери, в частности в боях пали оба консула — Гирций и Панса.

Известие о победе под Мутиной вызвало в Риме ликование. Толпа привела Цицерона на Капитолий и заставила говорить с ростр. На следующий день он выступил в сенате со своей последней филиппикой, в которой требовал объявить Антония врагом отечества, наградить консулов и Октавиана, а также объявить 50–дневное молебствие в честь победы. На сей раз все его требования были выполнены сенатом, но, поскольку консулы пали в бою, триумф получил Децим Брут и ему было вручено отныне главное командование. Октавиан же получил только малый триумф — так называемую «овацию».

Однако в Риме напрасно так торопились праздновать победу. В скором времени события приняли совершенно непредвиденный оборот. Во–первых, отступавшему Антонию удалось соединиться с войсками Лепида (в Нарбоннской Галлии). Во–вторых, Октавиан вместо преследования Антония, опираясь на войско, находившееся под его командованием, начал добиваться консулата. Сначала он пытался уговорить Цицерона выставить вместе с ним и свою кандидатуру, но затем, убедившись в бесплодности этих попыток, стал действовать прямее: летом в Рим прибыла делегация от его армии, и, когда требование этой делегации о предоставлении Октавиану консулата встретило противодействие, один из центурионов выхватил меч и воскликнул: вот, кто его даст!

И действительно, вскоре после этого юный наследник Цезаря по примеру своего знаменитого отца перешел через Рубикон и двинулся с войском к Риму. В городе началась паника: вывозили жен и детей, ценное имущество. Сенат был вынужден признать свое бессилие, тем более что прибывшие из Африки два легиона тоже перешли на сторону Октавиана. Город был взят без боя. Октавиана избрали консулом, и первой же мерой, проведенной по его инициативе, было решение, по которому убийцы Цезаря лишались «воды и огня», т. е. объявлялись вне закона. Вслед за этим отменялись решения сената, направленные против Антония и Лепида, чем создавалась основа для торжественного и полного примирения вождей цезарианцев.

И оно произошло. В ноябре 43 г. около Бононии, на маленьком речном островке состоялась встреча трех вождей цезарианцев. Каждый из них прибыл к месту встречи, приведя с собою по пять легионов. Первым по наведенному мосту перешел на островок Лепид и, убедившись в отсутствии опасности, подал знак плащом своим сотоварищам.

Совещание Антония, Октавиана и Лепида, происходившее на глазах их войска, продолжалось два дня. Здесь было положено начало тому соглашению, которое в дальнейшем получило название второго триумвирата. Целью этого соглашения была борьба с заговорщиками, т. е. Брутом и Кассием, и распределение между собой важнейших провинций. Так как предполагаемые военные действия против заговорщиков требовали серьезной подготовки и значительных расходов, то было решено выделить для награды солдатам земельные участки в самой Италии. Эти участки предполагалось конфисковать у их владельцев, для чего были намечены земли 18 италийских городов. Кроме того, подготовлялись проскрипционные списки, т. е. списки лиц, присуждаемых к смертной казни с конфискацией всего их имущества. В эти списки включались не только имена личных врагов триумвиров, но и просто богатых людей, что опять–таки давало возможность мобилизовать крупные средства.

Второй триумвират в отличие от первого не был всего лишь неофициальным соглашением. Власть триумвиров утверждалась особым решением народного собрания. Они получали право — на пять лет — назначать сенаторов и магистратов, издавать законы, устанавливать налоги, чеканить монету; им же принадлежала на этот срок высшая судебная власть (без права апелляции).

С момента возвращения триумвиров в Рим и юридического оформления их власти началась вакханалия проскрипционных убийств и конфискаций. За голову каждого осужденного назначалась крупная награда, рабам же, кроме денежного вознаграждения, была еще обещана и свобода. Всячески поощрялись доносы родственников друг на друга. Предоставление проскрибированным убежища, укрывательство их — карались смертной казнью.

Разгул проскрипций вскрыл страшную картину разложения римского общества. Казалось, что все родственные связи, все узы дружбы были расторгнуты. Дети доносили на своих родителей, рабы и отпущенники на своих господ, жены — на мужей. Римский историк Веллей Патеркул установил даже особую шкалу морального разложения: на первом месте в смысле предательства стояли сыновья, стремившиеся получить наследство, затем шли отпущенники, затем — рабы; наибольшую же стойкость и верность проявили все–таки жены.

Страшный пример того, как следует относиться к родственникам, к друзьям, к политическим союзникам, показали прежде всего сами триумвиры. «Первым из приговаривавших к смерти, — пишет Аппиан, — был Лепид, а первым из приговоренных — брат Лепида, Павел. Вторым из приговаривавших к смерти был Антоний, а вторым из приговоренных — дядя Антония, Луций; в свое время и Луций и Павел высказались за объявление Лепида и Антония врагами отечества». Октавиан хотя и не объявил никого из своих родственников включенным в проскрипционные списки, но зато пошел навстречу настояниям Антония и согласился на включение в эти списки своего недавнего союзника — Цицерона.