Шрифт:
– У тебя строгая внутренняя дисциплина.
– Я считала, что это так. Но теперь думаю иначе. Я начинаю сомневаться. Мне кажется странным в самом деле, что после смерти Рори, когда у меня сердце разрывалось на части, я смогла закончить книгу. Я заставила себя сделать это. Как-то я сидела за машинкой, работала над сценой смерти младшего ребенка. Печатала, а по лицу бежали слезы. Но я продолжала работать. Я сказала себе, что должна это делать, и сдержала слово.
– Может быть, по этой причине ты и не можешь теперь работать?
– Ты думаешь, у меня все перегорело? Это не исключено. Допускаю, что я тогда истратила очень много воли, таланта и сил. Вероятно, наступило истощение.
– Все это восстанавливается. Единственно, что тебе сейчас надо, – это отдых. Почему бы тебе не выбросить из головы все неприятные мысли и не позволить себе хорошенько отдохнуть?
– Ты так считаешь?
– Да. Если и есть на свете что-то, в чем я настоящий специалист, так это – терпеливое ожидание. Помню, после операции локтя я неделями сиднем сидел, не двигая рукой, а мне так хотелось опробовать ее, это – как желание почесать комариный укус. Тебе знакомо такое чувство? Но я знал: если начать действовать рукой раньше времени, можно скорее навредить, чем помочь выздоровлению. Телу нужно время, чтобы излечиться. А разве нервы и чувства в этом не нуждаются?
– Пожалуй, ты прав. Я теперь только этим и занимаюсь, но не могу не мучиться из-за безделья.
– Вот именно.
Сесиль подарила ему улыбку.
– Хочешь заняться этим со мной?
– Чем?
– Отдыхом.
Влечение к ней вспыхнуло у него с новой силой. Рука так сжала бокал, что он чуть не лопнул.
– Конечно. Но что ты имеешь в виду?
– Ну, мы могли бы поплавать.
– В этой ванне, которую ты именуешь бассейном? – презрительно сказал он. – Не пойдет. Хочешь, поедем ко мне, у меня действительно можно поплавать.
– Тогда мне пришлось бы делать это по-настоящему, а на это требуется слишком много усилий. А как насчет кино?
– У меня есть идея. Может, съездим во второй половине дня в Сидону?
Речь шла о небольшой общине художников, обосновавшихся в двух часах езды от Финикса. Это живописное поселение с множеством мелких магазинчиков, бутиков и художественных галерей, которые пристроились под сенью красных скал каньона Оук-Крик.
– Замечательно. Поездка обещает быть интересной.
Сесиль включила посудомоечную машину, и они отправились в путь.
Комфортабельная «феррари» Джона неслась по авеню Блэк-Каньон мимо административного центра «Мустангов». Благодаря кондиционеру в кабине было прохладно, несмотря на палящее летнее солнце. Сесиль откинулась на сиденье. Забавно, подумала она, как заметно сказывается на ней то, что она давно не была в мужской компании. Сеси вдруг остро, по-женски, осознала, что рядом сидит привлекательный молодой мужчина, чья мощная фигура сразу бросается в глаза. Непривычно чувствовать легкий аромат одеколона, слышать перекаты его глубокого голоса, видеть длинные пальцы этого одаренного человека на рычаге переключения передач и игру мускулов его рук, управляющих рулем. В то же время все это успокаивало, впрочем, нет. Точнее – Сеси чувствовала привкус чего-то волнующего. Отчетливее и глубже она ощущала удовольствие, а не только покой.
После смерти мужа она ни разу не бывала с кем-либо вне своего дома. Сначала к ней приезжал Джон, но затем даже и его краткие визиты прекратились. Сесиль очень любила своих приятельниц, но всегда приятно, когда поблизости находится мужчина. Она не задумывалась, требовало ли этого чувство безопасности, самоуважение или некая таинственная форма ее эгоизма. Во всяком случае, Сесиль знала, что и этот день, и общество Джона доставляют ей большую радость. Наконец-то, кажется, она выбирается из раковины скорби.
Джонни взглянул на профиль молодой женщины и вновь стал следить за дорогой. Его мозг почти не воспринимал пейзажи пустыни с нагромождением скал и редкими кактусами. Перед ним стояла Сесиль: веки полузакрыты, полные губы нежны. Она проводит по ним языком, закусывает зубами нижнюю губу и улыбается.
Глаза женщины задержались на руке Джона, лежащей на руле. Она пристально рассматривала россыпь тонких черных волосков на тыльной стороне руки и фалангах пальцев, и от этого внутри у нее что-то странно заныло. Испытывая чувство легкой вины, она перевела взгляд на Джона. Что это было, спрашивала она себя, уж не желание ли? Неужели у нее возрождаются эмоции? Но ведь этот мужчина не может вызывать ее страсть! Он всегда для нее – верный, близкий друг. Так добр и заботлив был он в самые трудные дни, что теперь ей казалось чуть ли не изменой допускать нечто иное в их отношения, помимо дружбы.
Джон продолжал смотреть вперед, а не на Сесиль, и она была рада этому, так как боялась, что по ее лицу можно прочитать, о чем она думала. Она не удержалась и опять украдкой взглянула на него, разглядывая точеный рельефный профиль, выдающиеся вперед скулы, густые ресницы, иссиня-черные волосы, зачесанные назад. Он красив, сомнений нет. Вместе с тем нельзя не видеть и всепроникающую чувственность, признаки страстной натуры, которую он безжалостно держит под контролем. А глаза у него черные и горячие, пальцы сильные и нежные, удивительно гармоничное тело… Да, этот парень, безусловно, отличается не только красотой, но и сексуальностью.