А.П.: Ну, основные ляпы состоят в том, что, во-первых, как формировался батальон? Формировался батальон якобы потому, что уже совершенно некому защищать Родину. Вся армия разбита, весь командный состав или расстрелян до войны, или перебит во время войны. И формировали потому, что гнали всех из лагерей, а их тоже, по мнению авторов, были миллионы, в этих лагерях. Потом вообще, наши все лжеисторики любят оперировать миллионами. И вот вся эта братия — бандитов, воров, убийц и политзаключённых — всё это тащилось в эти штрафные батальоны, потому что защищать уже Родину было некому. И приказ 227 Сталина «Ни шагу назад» — это был последний, гак сказать, вздох надежды.

И.П.: Правильно ли я понимаю, что здесь автор совершенно грубо смешивает и не различает то, что штрафные батальоны и штрафные роты — это совершенно разные части, у них разное назначение. И если в штрафном батальоне должны были служить провинившиеся офицеры, то туда совершенно немыслимо попадание того контингента, который показан в фильме.

А.П.: Совершенно верно. Потому что штрафные батальоны, как мне потом пришлось узнать это на практике — это были только офицерские формирования. Офицеры, которые провинились в чём-то на фронте. А потом, я например, считаю, что совершенно неправильным было решение в то время, когда в штрафные батальоны направляли и тех, кто бежал из немецкого плена, Я где-то слышал, что вроде бы английский король всегда награждал тех солдат, которые сумели бежать из вражеского плена. А у нас всех бежавших из плена, которые стремились перейти на свою сторону, с тем, чтобы принимать участие в дальнейших боях, их всех отправляли в штрафные батальоны и объявляли преступниками. Это я считал тогда, и считаю сейчас неправильным.

Что же касается тех, кто оставался на оккупированной территории, кто попал в окружение и не смог выйти, но не нашёл путей в партизанские отряды, а ждал, выжидал — это, конечно, были люди, которые, в общем-то, отступили от присяги и должны были понести наказание. А какое наказание — это уже другой вопрос.

И.П.: Кем же были, в основном, люди в вашем батальоне, с которыми Вам пришлось вместе служить?

А.П.: Ну, во-первых, у нас, в нашем батальоне, оказалась медицинская служба вся бывшие штрафники. То есть, они были штрафниками, побыли в батальоне, искупили свою вину, и, уже восстановленные в офицерских званиях, остались у нас в батальоне. У нас был начальник медслужбы нашего батальона, ну тогда называлось начальник медпункта, и его помощник, лейтенант Ваня Деменков. Оба были штрафниками, но остались после этого. Были командиры взводов, которые были вначале штрафниками, а потом, после того, когда их восстановили в званиях, они остались в батальоне. Так что это самые настоящие, серьёзные ребята были. Потому что мы делили, в общем-то, их на боевых офицеров и на тех, кто долгое время не воевал. Ну, вот был на оккупированной территории, был в плену, потом бежал. Как у нас вот этот Семён Басон. Он тысячу километров прошёл для того, чтобы только добраться до своих. И постоянно под угрозой того, что его могут поймать и расстрелять.

Ну, а, в общем-то, мы их разделяли. Одно дело боевой офицер, имеющий боевой опыт и знающий приёмы ведения боя, и тот, который не знает. Учить приходилось многих, потому что у нас было время на формирование, когда мы получали пополнение и обучали ведению пехотного боя. Учили не только тех, кто давно не воевал, а учили лётчиков, учили танкистов, учили артиллеристов пехотному бою. Это совершенно другая ипостась, что ли, военная. Потому что даже научиться окапываться в боевых условиях, научиться бросать гранату тоже надо уметь. Метко стрелять тоже надо уметь. Потом, мы же формировали и роту противотанковых ружей. Ну, кто из них, может быть, когда-то видел это противотанковое ружьё, а может быть, и не видел вообще. Пулемётная рога, миномётная рота даже в батальоне была, рота автоматчиков.

Так что, в общем, всё было по-разному, но всех приводили, как говорят, к одному знаменателю — способности воевать. Если вначале многие сопротивлялись, дескать, зачем, нас и так на убой поведут, зачем нам все эти мучения — по-пластунски ползать, переползать, бегать, прыгать. А потом понимали, что, в общем-то, мы их учили выживать, с тем, чтобы как можно меньше было потерь в боевых условиях.

И.П.: Если уже речь зашла о потерях. Нынешними СМИ и вот в этих произведениях, типа «Штрафбата», внушается мысль, что, дескать, все штрафники были предназначены на убой. И что выжить там можно было только чудом. Что Вы, как очевидец и участник событий, можете сказать по этому поводу?

А.П.: Ну знаете, в таких случаях есть русская пословица: «Раз на раз не приходится». Вообще-то я считаю, что на фронте, во время боевых действий простых задач не бывает. Таких, что ага, вот, пошли там походом, прошли и выполнили задачу. Везде бой, везде опасность для жизни. Но, тем не менее, конечно, наши подразделения на то и создавались, чтобы поставить их на наиболее опасные участки фронта. Ну, в чём заключается эта опасность, трудно сказать.

Ну, например, когда мы брали Рогачёв, вернее, помогали брать Рогачёв, мы были в составе 3-й армии генерала Горбатова. Тот приехал к нам сам, поставил задачу батальону: «Вот вы пройдёте линию фронта. В тылу действовать будете так, чтобы мы с фронта могли взять город. Если вы будете действовать хорошо, я обещаю вам: всех, кто будет действовать хорошо, независимо от того, ранен он или не ранен, то есть пролил кровь, искупил вину кровью или нет, или подвигом достаточно заметным — всех поставлю к освобождению». И действительно, когда мы закончили эту эпопею освобождения Рогачёва, почти весь состав батальона — а потерь было у нас там очень немного. Ну, где-то там из той части, которая прорвалась за линию фронта, мы потеряли где-то полсотни человек из 800 почти — батальон был полностью сформирован. Ну, правда, у нас там одна рота нарвалась на немцев, когда прорывали фронт, там потери были побольше. Но, тем не менее, из 800 человек мы потеряли ну 50, ну 60 человек, и то ранеными и убитыми, вместе. А все остальные оказались совершенно целыми. Так что потерь было немного.

Бывало и по-другому. Вот когда мы окружали Брестскую группировку, там нам пришлось закрыть кольцо окружения. И постоянно, практически не было ни одной минуты свободной, когда немцы волна за волной пытались прорвать линию окружения. И там мы в течение трёх дней потеряли очень много. Но там и мы, и гвардейская дивизия, которая вместе с нами была на одном участке. Много потеряли и они, и мы, так что сказать, что вот мы, штрафники, потеряли больше, чем стрелковая часть, я не могу, у меня нет таких оснований.

В то же время были и другие случаи. Когда на Наревском плацдарме мы были в армии генерала Батова, случилась вещь очень неприятная. Дело в том, что нас пустили, я уже командовал ротой, мою роту пустили практически осознанно на минное поле. Надо было наступать, и вот нас пустили вперёд, для того чтобы мы фактически своими телами разминировали минное поле. У меня было в роте больше 100 человек, а за минное поле прорвались только около 20. Вот так. Так что потери, видите, 80 % потерь. Ну, там, кто-то убит, кто-то ранен, во всяком случае, эти потери были.