И.П.: А вот когда война закончилась, вы дошли до Берлина. Какова дальнейшая судьба тех штрафников, которые ещё оставались в рядах батальона?

А.П.: Ну Вы знаете, если сейчас по какому-то поводу объявляют амнистии, а по поводу Победы разве не было амнистии? Конечно, всех их вернули в свои части. Я-то, правда, до конца расформирования в батальоне не был. У меня жена собиралась рожать и я увёз её оттуда. А потом там постепенно расформировывали батальон и всех, кто не успел искупить вину свою в бою, всех их возвратили, всех их восстановили. Ну, может быть, я точно не знаю, может быть, были отдельные случаи, когда наказание переключалось на исправительные лагеря. Может быть, если было какое серьёзное преступление. А в основном, как я знаю, как мне рассказывали мои друзья, в частности Филипп Киселёв, который был начальником штаба в нашем батальоне и оставался до конца расформирования батальона, всех их через отдел кадров фронта, а потом группы войск. Уже и батальон назывался не батальон 1-го Белорусского фронта, а когда стала Группа войск в Германии, он стал называться батальон Группы оккупационных войск в Германии. И он до конца расформировался. Потом все документы они подготовили к сдаче, и постепенно всех разослали по своим частям или в отдел кадров фронта.

И.П.: Большое спасибо за интервью.

Евгений Кугучин: Сегодня идёт абсолютное извращение всех событий Великой Отечественной войны. И идет это по программе какой-то целенаправленной. Хотят опорочить Россию, хотят просто опорочить русский народ. Обозлить людей против этого. Ну, как это можно, скажем, в той же картине «Штрафбат»? К передовой ведут, фактически, под ружьём штрафников. Это же невозможно.

Говорят о том, что заградительные отряды под штыками гнали штрафников. Такого явления не было. Заградительные отряды, они на большом расстоянии шли. Не так, чтобы вплотную. Они там, в полутора километрах, в километре шли, фактически. И, безусловно, если находились такие трусы, которые как-то отставали, они, безусловно, их забирая и. Атак, в основном, у них цель-то была одна — чтобы не просочился враг сюда, в наши тылы.

Игорь Пыхалов: А скажите, пожалуйста, Вам самому когда-нибудь приходилось встречаться на фронте с заградительными отрядами? Или это всё-таки было редкое явление?

Е.К.: Я их, вообще-то, близко и не видел. Потому что я фактически, сколько ни воевал, я в тылу не был. Нам не приходилось так, чтобы быть на отдыхе. От госпиталя до госпиталя всё время на передовой. Поэтому я фактически с ними и не встречался, с этими заградотрядами.

И.П.: Расскажите, пожалуйста. Ваш боевой путь? Как Вы попали на фронт и как потом оказались в штрафной роте?

Е.К.: С 10-го класса, прямо из-за парты, это было 17 октября 194! года, я ушёл в армию. В сентябре начали учиться, а в октябре мы с другом ушли добровольцами. Ну, военкомат на третий раз нас забрал. Уже мы даже не простились ни с кем. В первый раз собрались, сделали проводы, всё, — не попали. Второй раз то же самое. А в третий раз пошли, думаем, опять. То эшелона нет, то ещё… А туг решили так. Там были лошади, вроде такого обоза. И поскольку я в Солёно-горске был, решили ехать до Винёво, там километров 20–25, там сесть на поезд и отправиться на фронт. Ну и гам не сели. На Михайлов, с Михайлова на Ряжск шли. Наконец, в Ново-Рузаевке нас посадили и отвезли в Йошкар-Олу. Там был 137-й полк, в котором мы как курсанты учились, в этом полку. После присвоили кому младшего сержанта, кому сержанта, и к новому году, 1942-му, в конце 1941 года, составили маршевую роту и отправили нас под Венёв. Ну вот, мы там повоевали, а потом меня оттуда направили учиться. Это, наверное, в ноябре.

И.П.: В ноябре 1942 года?

Е.К.: Да, в 1942 году. Ну и вот в Тушино, проучились мы там около двух-трёх месяцев, присвоили мне звание «лейтенант» и отправили в 611-й стрелковый полк, 88-я дивизия, 31-я армия, Калининский фронт. Приехали мы гуда, и дня два или три нас, фактически, по местам ещё не распределяли. И вот двоих из нас командир полка вызывает и говорит: «Нам придана, в наше распоряжение у штрафная рота».

Ну вот, когда он нам объявил о том, что направляет нас в штрафную роту, объяснил условия, что один месяц за шесть месяцев выслуга лет, армейская. Ну, там разные льготы. И даже одна очень хорошая: если три месяца прослужил — 10 дней отпуска домой. Ну, там разве кто мог прослужить столько? Дал нам сопровождающего, мы туда поехали верхом, потом пешком шли. Одним словом, он нас привёл туда, в эту штрафную роту, и мы там остались, в этой штрафной роте. Ну а дальше началась жизнь.

И.П.: А какую должность Вы там получили?

Е.К.: Командир взвода. В штрафной роте ведь как? Там все командиры отделений, вплоть до старшины, были штрафниками. А командир взвода, офицер, он не штрафник был.

О том, что такое штрафные роты, я уже слышал. Когда приказ 227-й вышел, нам его комментировали. Читать никто не читал, я не знаю, давали кому его читать или не давали, он вообще был секретный, но его нам комментировали. И фактически у нас представление было, что вот туда изменников направляют, трусов, прочих. Одним словом, такое вот у нас сложилось мнение. И когда нам вдвоём предложили в штрафную роту. Вернее, не предложили, а просто приказали, какое-то ощущение было, что неизвестно, куда ты идёшь. А когда пришли мы, смотрим — те же люди.

У нас там была палатка специальная для комсостава. Не палатка, а землянка. А я всё время со штрафниками, так и находился там.

И.П.: А в принципе, какой всё-таки это был контингент, штрафники, кто туда обычно попадал?

Е.К.: Я Вам скажу, что армейцев там было очень мало. В основном формировалась она за счёт зэков. В общем, вот судят кого-то. Осудили его, скажем, дают 10 лет. В то время 10 лет считалось самое высокое наказание, после 10 лет расстрел был тогда. Значит, приговор выслушал, а дальше встаёт: «Дайте мне слово! Я хочу искупить свою вину кровью!». 10 лет заменялись тремя месяцами штрафной роты. Три года заменялись одним месяцем штрафной роты, а с трёх примерно до пяти, до шести лет — два месяца штрафной роты. А 10 лет — три месяца штрафной роты. В основном, там был гражданский народ. Ну, так сказать, зэки, кого осудили. Большая часть. Я редко там видел, чтобы были военные. Мало их было.

И.П.: Правильно ли я понимаю, что вот эти три месяца — максимальный срок, а там можно было и быстрее освободиться? Если ранен, например.

Е.К.: Ну, там между прочим, если ранило, значит, сразу искупаешь вину кровью. Если чего-то совершил, подвиг какой-то, в разведку или ещё чего проявил, мало того, что освобождали от наказания, даже посылали письмо по месту жительства и судимость снимали. Было такое. Но, знаете что. Вот, отслужил ты срок в штрафной роте. Заранее документы не оформляются. А ждут, когда исполнится твой срок. А потом, людей всё время не хватаю. Каждый начальник каким-то образом немножко мало-мало сдерживал. Начинают документы оформлять в гот день, когда уж тебе исполнится окончание срока. А пока они идут туда-сюда, а там тебя ранят, или убьют.