– Да не особенно, – зябко передернулась Алиса.

– Вот и они не хотят, – подытожил Каледин. – Десять лет назад, когда я еще стажером в МВД работал, накрыли мы одну доморощенную секту, практиковавшую вуду. Тоже ребята что-то мелом чертили, сердца человечьи вырезали, мастерили куколок… По ходу расследования я магической литературы и начинался. И чего сразу не вспомнил, когда в квартире труп профессора увидел? Флаги с блестками, чертеж кровью… ром этот чертов. Времени чересчур много прошло, показалось – что-то из прошлого, смутно знакомое. А потом – как торкнуло. Умираю от желания выяснить, кто мозг профессору обратно в череп вложил. Сантерии конго позволяют создавать безголовых зомби, но они неспособны выполнить приказ в стиле: «Пойди и убей тех троих по этому адресу». Примитивные рабы; мамбо их используют для мытья посуды, пропалывания сорняков в огороде… на большее не годятся.

Алиса опустила обе ноги, спрятав их в пене.

– Совсем как я у тебя, – она обняла Каледина и прикоснулась губами к его губам. – Когда мы были женаты, ты дома ни хрена не делал. А я примитивно мыла посуду и часами пропалывала коридор от окурков. О, я была живым трупом, но после развода воскресла… Впрочем, спать с тобой я все-таки хочу. Да и тебе следует честно признаться: я – это лучшее, что было в твоей жизни.

Душу Федора разрывал легион серьезных противоречий.

– Это говорит не о твоих достоинствах, а о недостатках моей жизни, – логично рассудил Каледин. – И я бы возразил по поводу окурков, но ты взбесишься, и ночь любви пойдет коту под хвост. Лучше промолчать, пускай твое мнение жутко несправедливо. Мыть посуду – обязанность женщины.

– С какой стати? – взвилась Алиса, расплескав воду за край ванной.

На этом у Каледина уже не получилось сдержаться.

– Это старорусский обычай, – понесло его. – На Руси так издавна повелось. Согласно историческим летописям, древние славяне давали пленным девушкам из германских племен облизывать посуду после еды – из жалости, чтобы те не умерли голодной смертью. Вашей народности привычен труд на дому, нам же, столбовым дворянам, положено бабло-с зарабатывать… а пыль вытирать – не комильфо. Я виноват, что на домработницу не хватило, однако… – Каледин тщетно пытался прикусить язык, чувствуя, что дальнейшие слова сильно некстати, – русскому дворянству приятно видеть, как остзейские немцы благородных кровей «бычки» с пола подбирают.

Алиса поднялась – сверкая глазами и раздувая ноздри, подобно чудовищу из глубин океана. По груди и бедрам текли струйки воды, разбавляя белые холмы из хлопьев пены. Каледин вернул оккультную книгу на табурет.

– Солнце, – заискивающе произнес он. – Может, не будем нервничать?

…Далее события развивались на удивление быстро. По калединской оценке, за промежуток времени примерно в минуту его успели вытащить из ванной и шумно выставить за дверь их бывшей квартиры. Сначала на лестничную клетку полетели вещи. Вслед за ними, жалобно дребезжа, выкатился сотовый. Немного спустя последовали ботинки и кобура с револьвером. А уже потом на площадке оказался сам Каледин – мокрый как мышь, с ног до головы в мыльной пене и в полном неглиже. Ничуть не смутившись, голый Каледин нагнулся к брюкам, нащупывая сигареты. Прикурив, он выпустил облачко дыма – и, не оборачиваясь, произнес в сторону недружелюбной двери:

– Спасибо, милая. Ты помнишь, соседка наша ко мне клеилась? Наверное, она сейчас смотрит в дверной глазок… и ух какие мысли-то у нее в голове…

После короткой заминки пространство за дверью издало загадочное шебуршание. Лязгнул замок, и рука Алисы бросила на пол махровый халат цвета «мутного бордо» – Каледин не замедлил в него облачиться.

«Эх, какая ночка сорвалась, – с некоторой досадой подумал он. – И непонятно, чего я заткнуться никак не мог? Вот же проклятый коньяк!»

Не без удовольствия выкурив сигарету, надворный советник приступил к одеванию вицмундира. Стоило ему застегнуть пуговицу на горле, как в кармане с особым надрывом (как это бывает под утро) зазвонил телефон.

– Ваше высокоблагородие, – вырвался из динамика испуганный голос Майлова. – Тут у нас того… опять эти… как их… останки похитили-с…

– Фига себе, – удивился Каледин. – Кого на этот раз? Неужели Шаляпина?

– Никак нет, – отчаянно хрипел урядник. – Прямо из морга неизвестные воры украли трупы купца Чичмаркова и заодно прохвесора Мельникова… который, изволите помнить, вроде второй раз уже труп.

Каледина дернуло ноющей болью в мозгу. Это чувство сочно микшировалось со злостью от недосыпа, как коктейль в руках опытного бармена – естественное ощущение человека, жестоко квасившего всю ночь напролет.

– Вы там случайно без меня не обойдетесь?

– Не думаю, ваше высокоблагородие, – хмыкнул Майлов. – Это еще полбеды. Сейчас офис господина Чичмаркова на Тверской пылает… зарево на весь город – не успели из морга стащить жмуриков, как через час неизвестный злоумышленник здание поджег. Теперича тудыть, как пить дать, все наше начальство съедется, и в том числе его превосходительство – Муравьев…

Закончив беседу, Каледин сотряс пустое пространство лестничной клетки спичем из трех-четырех энергоемких выражений. Подумав самую малость, он добавил еще парочку столь же красочно исполненных. По окончании монолога Федор уперся взглядом в часы. Он думал, стоит ли повергнуть Алису в шок свежими новостями и заодно уж одолжиться таблеткой цитрамона. Из недр квартиры, однако, не донеслось ни единого звука. В сердцах махнув рукой, Каледин начал спускаться вниз по лестнице…

Мохито в бокале успел потеплеть, а листики мяты, свернувшись, увяли. Комната – коробка из бело-голубых керамических стен (в ручном исполнении мастеров Гжели), с огромной шкурой мамонта (стилизация из кролика, дизайн DKNY) на полу – была оборудована как чилл-аут. Горский князь и по совместительству поп-звезда Дима Иблан уже с час пребывал в той максимальной степени ярости, какую только способен обеспечить гнев южного человека. Тыкая пальцем в гигантский экран телевизора (он заменял в чилл-ауте потолок), горец злобно вопрошал лежащего рядом с ним на шкуре продюсера – весьма упитанную и умудренную жизненным опытом + килограммом косметики пожилую даму – Иоанну Блаватскую: