Максаков рассудил так: если на море сражаться с разбойниками ему тяжело, то на суше он даст фору десятку корсаров. Поэтому контрабандисты обложили пиратов с суши, заблокировав два единственных пути, ведущих в логово морских бандитов. Пока что это было единственное, что можно было предпринять. Во всяком случае, ночью ходить по заминированным джунглям не рискнул бы даже Максаков.

К разгоревшемуся костру приблизился Курочкин и протянул к огню руки.

– А вы что, товарищ старший сержант, на гражданке были хулиганом? – полюбопытствовал Григорий.

– Вот у тебя родители – кто? – в свою очередь спросил Пантелей.

– Папа – профессор, мама…

– Можешь не продолжать, – беззлобно перебил сослуживца Максаков, – тут и ежу все понятно. А мне с родителями повезло не так. Я имею в виду профессию. Мамка у меня золотой человек, – Пантелей нежно улыбнулся, – только в начале девяностых она с нашего обогатительного комбината ушла.

– Почему? – наивно поинтересовался Курочкин.

– А потому, что денег не было, – просветил политически неграмотного подчиненного Максаков. – Случалось, что на макаронной фабрике зарплату макаронами выдавали, на хлебозаводе – мукой или готовым хлебом. А что давать на горно-обогатительном комбинате? Руду? А тут я расту. И жрал я тогда, Гриша, не меньше, чем сейчас, – сознался старший сержант. – Вот мамка и начала «челночить». Из Мурманска в Питер – рыбку, консервы и прочие дешевые у нас морепродукты, а из Питера – тряпки разные, кофты, маечки и прочий бабский хлам. Так и жили, – тяжело вздохнул Пантелей, вспоминая трудные времена.

– И что?

– Как – что? – удивился Пантелей. – Мамка-то у меня одна. Уехала – и я один остаюсь. Ну, жратву оставляла, конечно, деньги какие-то, за школьные обеды заплатить. Только я же не сидел сиднем дома. Свобода! Улица! Родная подворотня! Вот и вляпался в компашку. Сейчас понимаю, что в дерьмо. Нет, пацаны-то там хорошие, за своих глотку готовы были порвать, а вот пахан наш – сука редкостная оказался. Это мне еще повезло, что я дракой отделался. Пацаны мои… Ну, да что сейчас об этом? Ладно, давай, поднимай мазуриков, – распорядился старший сержант, возвращаясь к жестокой реальности, – сейчас подкрепимся, и надо думать, как нам поступить дальше.

Через десять минут троица из двух морских пехотинцев и Агадубебе устроилась на совещание рядом с разогретыми на костре консервами. Остальные контрабандисты завтракали поодаль.

– Есть у кого какие соображения по поводу продолжения боевых действий? – поинтересовался Пантелей, впрочем, без особой надежды на положительный ответ. Его и не последовало. Оба его собеседника молча уплетали новозеландскую говядину. – Поня-я-я-ятно, – безнадежно протянул Максаков, отправляя в рот приличный кусок. – Может, пищеварение повлияет на мозг, – добавил он, решив пока что не отвлекаться на посторонние мысли.

Выковыряв из зубов остатки пищи, Пантелей приступил к опросу помощников.

– Ну, наш контрабандный друг, что можешь предложить? – поинтересовался Максаков, глядя на предводителя местных спекулянтов. Тот молчал, медленно дожевывая завтрак. – Ничего. Другого, вообще-то, я и не ожидал. А ты, Гриша? Может, в твой профессорский мозг закралась какая-нибудь светлая мысль?

– М-м-м-м, – помотал головой Курочкин.

– Во, блин, – возмутился Пантелей, – и армия есть, и полководцев хоть отбавляй, а воевать не получается. Может, пойдем да сдадимся пиратам? – неожиданно предложил старший сержант.

– Как это – «сдадимся»? – не понял Курочкин.

– Обыкновенно, – на полном серьезе продолжал Максаков, – выйдем на дорогу, поднимем руки вверх и пойдем. Наверняка у них где-то есть пост. Не оставят же они такое важное направление без прикрытия, – разумно предположил Пантелей и продолжил развивать свою мысль. – Нас берут в плен, мы объясняем, что пришли, дескать, с повинной, жрать нечего, пить нечего, потому, мол, и решили, что лучше сдаться, чем подохнуть от голода в джунглях.

– А дальше? – поинтересовался Григорий.

– А дальше – не знаю, – честно признался морской пехотинец, – на месте что-нибудь придумаем.

– Ага, – Курочкин недоверчиво покосился на командира, – так они вам и поверили. Особенно после того, как вы, товарищ старший сержант, исполосовали из пулемета их катер и ухлопали двоих охранников.

– М-м-м-да, – Пантелей озадаченно почесал голову, – об этом я как-то и не подумал. Ладно, боец, – Максаков встал, – пойдем, сменим караульных. Им тоже покушать надо. А то я с ними без тебя не договорюсь. Шлепнут еще сдуру. Заодно и посмотрим, что это за дорога и что там можно сделать, а то вчера вечером мне недосуг было. Скажи аборигенам, чтобы ждали нас здесь.

– Шшой! – раздался из зарослей грозный окрик постового.

– Стою, стою, – миролюбиво отозвался Пантелей.

– Хито? – последовал следующий вопрос.

– «Дуб», – Максаков сразу перешел к завершающей фазе караульного ребуса «вопрос-ответ».

– Маозна, – четко ответил выдрессированный с вечера часовой.

– Во, видал, как службу бдят? – горделиво произнес Пантелей. – Еще бы воевали так – цены бы им не было. Скажи, пусть топают в лагерь отдыхать.

Часовые ушли, а Пантелей стал внимательно, сантиметр за сантиметром, разглядывать дорогу и идущие по ее краям джунгли.