– Тошка, зачем нам погреб? – Я изо всех сил пыталась урезонить приятеля, в буквальном смысле слова дрожавшего от нетерпения. – Не свалили же они костюмы в погреб! Там же сыро, в конце концов! Плесень…

Но Антон, не слушая меня, уже тянул на себя большое железное кольцо. Оно было привинчено к прочной деревянной крышке, которая поддалась на удивление легко, открыв широкий темный лаз, оттуда пахнуло сыростью и тлением. Зловещее сочетание…

– Я не полезу! – отказалась я и попятилась.

– Трусиха! – оскорбил меня возлюбленный. – Не хочешь – не лезь, только крышку попридержи! Я сам…

Опираясь на свои сильные руки, он осторожно спустил в темную дыру ноги, повозился немного, нащупывая лестницу, и скрылся. Вместе со своим фонариком. Я оказалась в полном мраке – только две узкие полосочки дневного света пробивались сквозь щели дверных петель… Да, и еще здесь лежал труп!

Минута. Две. Три…

– То-о-шка! – тихонько завыла я.

– Ну, что? – глухо донеслось из-под земли.

– Я б-боюсь!..

– Щас…

Голова моего товарища наконец показалась на поверхности. Сначала Антон выбросил к моим ногам грязный, весь вывоженный в сырой земле и еще какой-то вонючей гадости, когда-то белый узелок; затем и сам вытянул из погреба крепкий торс.

Ноги, руки и даже лицо моего товарища были выпачканы землей и гнилью.

– Ч-что ты там д-делал так долго?!

– Картошку копал.

– О-очень остроумно!

– Нет, правда! Там погреб пустой почти, наверное, хозяева им не пользовались уже давно. Только в углу куча гнилой картошки свалена… Я рыл, рыл – и вот, нарыл.

– Что это?

Антон пожал плечами. Я гадливо пнула носком кроссовки вонючий узел – приятель оказался не таким брезгливым и разворошил это тряпье в одну секунду.

Открыв рот, я смотрела, как в хилом свете карманного фонаря к моим ногам падают грязная ситцевая ночная сорочка, хлопчатобумажный лифчик, темный свитер, скомканные капроновые колготки…

Последней из узелка выскользнула и упала на пол с глухим стуком женская туфля на длинной тонкой шпильке с разрезанным задником.

В голове у меня засвистело. Без сомнения, в груде гнилой картошки Антон откопал вещи, принадлежавшие Руфине Нехорошевой; но тогда что же – получается, что неизвестные похитители, при помощи санитарки Чернобай обрядив покойную еще в морге, причем в неподходящую для престарелой женщины одежду, затем раздели труп догола? Но зачем?!

– Но зачем? – вторил моим мыслям не менее обескураженный Антошка. – Зачем? Ничего не понимаю…

Он в растерянности вертел в руках туфлю, которая, если верить покойной Наде, когда-то была надета на ногу покойной Руфины Нехорошевой. Я невольно шагнула к нему, не в силах оторвать взгляд от обувки.

И тут за нашими спинами раздался спокойный голос – и конечно, поскольку у меня абсолютный музыкальный слух, я его сразу узнала:

– Положите на стол то, что у вас в руках, и отойдите оба к стене.

Высокий плотный мужчина в брезентовых брюках, заправленных в старые резиновые сапоги, стоял на пороге и целился в нас из пистолета, дуло которого мне показалось огромным, как тоннель под Ла-Маншем.

– Послушайте… – не слишком уверенно начал Антон.

– Делайте, что вам говорят.

Мы подчинились и встали в полуметре от стены, на которой висел старый, выцветший ковер с оленем и далеким горным озером.

Ни слова больше не говоря, мужчина навел на нас пистолет. Его лицо, и без того не слишком приветливое, прямо на наших глазах начало превращаться в камень.

– Послушайте…

– Молчите. Все это бесполезно.

Пистолетное (или револьверное?) дуло смотрело мне прямо в глаз. Ноги у меня подкосились, к горлу подкатила тошнота.

Не глядя на меня, Антон протянул руку и крепко-крепко сжал мою ладонь.

– Все это из-за вас, суки, – процедил мужчина с каким-то бешеным отчаянием. – А ведь я не убийца!

– Так зачем же вы тогда…

Грохнул выстрел. За четверть секунды до этого Антон толкнул меня вперед с такой силой, что я просто свалилась ему под ноги, как куль с мукой, и сам упал сверху. А потом перевернулся через себя – раз, еще раз, – рванулся в сторону, поднырнул под руку убийцы и резким ударом ноги выбил из его пальцев револьвер.

Убийца зарычал, как раненый зверь, и схватился за локоть, который Антон ему, кажется, перебил. Я вцепилась обеими руками в пистолет – Тошка перебросил его ко мне той же ногой, – откатилась к окну и, придерживаясь за Антона, поднялась на ноги.