И лишь ближе к утру Саныч поведал нам, что «по секрету» предупредил Чекрыгу о пропаже из каюты партбилета нового образца, которая может быть результатом происков иностранных разведок. На весь экипаж, сказал он страстно желающему поскорее попасть домой дембелю, падает опасное подозрение. Прежде всего, наверное, в застенках особого отдела будут допрашивать «годков» и «дембелей». Так что и Чекрыга мог подзадержаться еще месяцев на несколько до полного прояснения ситуации.

Утром на приборку в каюту НРТС прибыл молодой матросик, а про Точилина стало известно, что на камбузе он обварил горячим компотом правую руку по самое плечо и убыл в госпиталь на излечение.

***

Благодаря помощи шефа и собственной беготне, старлейское звание я получил уже через три дня, хотя позже всех своих однокашников на ЧФ. В этот же день с эсминца, наконец, проводили в запас ст. 2ст. [14] Чекрыгу Петра Сергеевича. Я подарил ему на память свой значок «За дальний поход» с редкой подвеской за участие в каких-то маневрах. В ответ на мои вопросы о бонах в партбилете он сделал круглые глаза и пожал плечами.

Медаль мне так и не досталась – представление, по-видимому, затерялось в наградных или иных органах.

Для ношения документов Сан Саныч презентовал мне специальный пояс с карманами и карманчиками, снять который можно было разве что с бездыханного тела. Он взял с меня клятву, что я никогда не буду вкладывать в документы деньги, чеки и иные приманки для воров. Эту клятву я не нарушаю и сегодня.

Когда Сан Санычу подошел срок получать очередное звание – капитан 3 ранга, он подал заявление на вступление в партию. Я дал ему рекомендацию. Для перехода в разряд старших офицеров партийность была условием совершенно необходимым, но не всегда достаточным.

***

Моей дочери сейчас столько же лет, сколько было в то время Сан Санычу. Она беспартийная, но в детстве была пионеркой. Сын мой сегодня чуть моложе меня и Лома тех лет. Он был октябренком. Ужас опасности утраты партбилетов им, слава Богу, неведом.

Для меня так и осталось загадкой: почему матросы заменили мою копеечку на полноценный инвалютный рубль? Наверное, впопыхах просто перепутали бумажки. Но возможно, это – плата за молчание. Я и молчал больше четверти века. А таких обалденных дивидендов на вклады не давал ни один МММ!

Я почти научился не делать резких движений, крайне опасных для разведчиков и радикулитчиков. Изредка меня беспокоят во сне погони за похитителями красных книжечек. Я их всегда ловлю, но, пробуждаясь, чувствую огромную усталость.

Записываю по памяти: 03402992. Это – номер моего членского билета единственной партии уже несуществующего, к горечи моей, государства. Документ лежит в нижнем ящике письменного стола в шкатулке с дипломами, патентами, грамотами и медалями. Он теперь кажется мне билетом на рейс «Титаника» или, пожалуй, паспортом гражданина Атлантиды.

Мы сидели с шефом на его кухне и отмечали получение мною очередного воинского звания старший лейтенант. Шеф (он себя так называл, а я не возражал) был солидным офицером-кадровиком, с которым нас свела судьба с момента моего прибытия на ЧФ в начале семидесятых годов. Наверное, он испытывал ко мне чувства, похожие на отцовские. Его единственный сын учился на втором курсе военного училища в Киеве, и, проявляя заботу обо мне, шеф компенсировал отсутствие основного объекта приложения воспитательных усилий и родительского участия. Вместе с тем, судьбу мою он постоянно пытался подворачивать в совершенно неожиданном для меня направлении. Его безапелляционное заявление, что только так можно стать настоящим мужчиной, вызывало у меня большие сомнения. За пару лет пребывания на ЧФ, будучи по образованию штурманом, я успел побывать и переводчиком, и радиолокаторщиком. Во всем этом явно прослеживалась рука шефа, который – это было очевидно – останавливаться не собирается. Он обещал, что сделает из меня человека. Я же подозревал наличие в этом процессе некоторых препятствий.

Присвоение звания я отмечал уже вторую неделю потому, что по крайней мере три экипажа считали меня своим членом, а я их – своей родней. Множество раз с подгулявшей компанией я выписывал большие и малые круги, неизбежно включавшие в себя Большую Морскую, чудом избегая офицерских патрулей и героически сохраняя соратников в строю. В такой артели шеф выглядел бы противоестественно, поэтому я попытался пригласить его в кафешку, но он зазвал меня к себе домой. Мы были одни: жена шефа поехала проведать сына и пока не вернулась. Когда допили водку и я, уже в который раз, чуть не проглотил звездочки со дна стакана, шеф извлек из холодильника марочное вино и начал издалека подъезжать к загадочной для меня теме.

– Водка – крепкий ядреный продукт. Хорошо согревает и валит с ног. Но ведь есть и другие веселящие напитки. Вино, к примеру, – шеф ласково погладил запотевшую бутылку. – Тут тебе и аромат, и букет, и вкус, и даже послевкусие, а не только убойная сила. Так вот и жизнь наша, и служба тоже. Необходимы им разнообразие и творческий подход.

Разомлев от выпивки и обильной закуски, я не придавал большого значения вялотекущей беседе, но тут насторожился и взглянул в лицо шефа.

Он сразу отвернулся к окну и присвистнул.