— Почему-то меня это не удивляет.

— И меня тоже. В любом случае, думаю, полиции следует проверить сухопутные маршруты и паромы, причаливающие к северо-восточному побережью. Может быть, частные яхты. В аэропортах довольно хорошо поставлена служба таможенного контроля, поэтому я был бы удивлен, если бы контрабанду удавалось провозить самолетом. Полагаю, что тайпан попал сюда, в Великобританию, по воде, а до того по суше — через Азию, Россию и Восточную Европу. Возможно, даже через Скандинавию.

— Вы поделились догадками с полицией?

— Я здесь персона нон грата. Каждый раз, когда в Западном Дорсете змея «разгуливает» на свободе, обвиняют меня. Я решил, что в полицию лучше обратиться вам.

— Премного благодарна, — бросила я. А почему таким сварливым тоном? Он просто хочет помочь. Кроме того, с кем Норту еще делиться своими предположениями?

— Кстати, тайпан — самка. И, как все самки, довольно ворчлива.

Харриет продолжала маячить неподалеку.

— Отдаю трубку Харриет, — сообщила я. — Кажется, она хочет получить ваш автограф.

Я отдала телефонную трубку и снова занялась перевязкой.

Большую часть дня шел дождь, поэтому к вечеру воздух был насыщен запахами земли и травы. Когда я подъезжала к Бурн-лейн, низко, даже вокруг машины, носились стрижи. В том месте, где дорога делала крутой поворот, я всегда притормаживала, что в данном случае меня и спасло — прямо посреди дороги стояла на коленях женщина.

Она не могла не слышать шума приближающегося автомобиля, но даже глаз не подняла. Внимание этой пожилой женщины было приковано к чему-то, лежащему перед ней на дороге. Я остановилась и заглушила мотор. Женщина что-то шептала маленькой собачонке, которая тяжело дышала и явно страдала от боли. Я выпрыгнула из машины. Женщина заметила меня и протянула ко мне руки.

— Взгляните на мою собаку, — с трудом проговорила она надтреснутым старушечьим голосом. Ей было не меньше восьмидесяти. — Взгляните на моего бедняжку Бенни! Он не может встать.

Я присела на корточки рядом с ней. Бедняжка Бенни, грубошерстный бордер-терьер, тоже был старым. Выглядел он чрезвычайно больным: мутные глаза смотрели в никуда, кожа под шерстью воскового цвета, дыхание прерывистое.

— Он ранен? — спросила я. — Сбила машина?

— Нет, — ответила старушка. — Он просто упал. Остановился и свалился. Я не могу его поднять.

Бордер-терьеры — мелкие собаки высотой сантиметров сорок, да и сама старушка выглядела хрупкой и очень болезненной.

— Давайте занесем его в дом, — предложила я, вставая. — Там я его осмотрю. Вы можете встать?

С этими словами я наклонилась и бережно подхватила старушку под мышки. Несмотря на теплый вечер, на ней были плотное пальто и красная шерстяная шапка. Где-то я уже видела ее раньше, видела эту красную шапку, но не могла вспомнить где.

Она тихонько застонала, но не от боли: просто старость и болезни. Я отвела ее к машине. Это оказалось непростым делом, потому что она ни на секунду не желала оставлять своего пса без присмотра. Но наконец мне удалось усадить ее в салон автомобиля. Потом я вернулась за псом. Его поводок оставался пристегнутым к ошейнику. Я крепко обмотала поводок вокруг пасти — нечто вроде временного намордника.

— Что вы делаете? Осторожнее! — крикнула старушка, высунувшись из машины так, что чуть не вывалилась из нее.

— Я не причиню ему вреда, я ветеринар, — отозвалась я. — Сейчас я его осторожно подниму, потом мы отвезем его домой.

Я просунула одну руку под плечо Бенни, а вторую под его таз. Он стал извиваться, пытался меня цапнуть, но поводок крепко держал его челюсти. Пес был легким как пушинка, я быстро перенесла его в машину и пристроила у старушки на коленях. Она снова начала нашептывать что-то ему на ушко. Единственное, что мне удалось узнать, — это ее имя: Виолетта Баклер, и где она живет. Я проехала несколько сотен метров до ее дома на Картерс-лейн.

С Бенни на руках я последовала за Виолеттой в дом — и вернулась назад во времени. Мы оказались в длинном узком коридоре, с отстающим от пола линолеумом и рваными обоями в пятнах сырости. Мы миновали одну закрытую дверь, Виолетта распахнула вторую в дальнем конце коридора. Я вошла за ней в старомодную комнату, служившую одновременно и кухней, и гостиной. У задней стены, возле двери черного хода, была установлена допотопная раковина, а пространство под ней закрывала грязная занавеска в цветочек. По другую сторону двери стояла электрическая плита, которой лет было больше, чем мне. На месте одной из конфорок зияла дыра, которая за долгие годы обросла грязью и почернела. В буфете, отделанном пластиком, стояла посуда из разных сервизов, чашки и блюдца в большинстве своем были с отбитыми краями и со стершимся рисунком. Еще в комнате имелись два стула, ни на один из которых я не захотела садиться, складной стол, приставленный к стене, и изгрызенная пластмассовая корзина для собаки.